Песах Амнуэль: Конечная остановка

Коммунистом я не был, допуск достался мне потому лишь, что в московский Институт космических исследований без допуска не пускали, а у нас с Эстулиным были совместные работы.

— Лёва, — сказал я, — Горбачёва, наверно, действительно изберут, но после этого в стране начнётся такой бардак, что лучше бы…

Я не стал договаривать, иначе пришлось бы описать неожиданно нахлынувшие воспоминания о конце восьмидесятых: карточки почти на все продукты, научные журналы не поступают, нет денег на подписку, работа стоит, руки опускаются. Я не собирался в Израиль, но здесь просто нечего было делать, и Ира предложила…

Ира?

Лёва, оказывается, считал, что Горбачёв… да ладно, какое это всё имело значение?

— Стоп, — прервал я монолог друга. — Ты лучше скажи… У тебя много знакомых, в том числе в Академии. Это я бирюк, почти ни с кем не знаюсь.

— Ну-ну, — Лёва посмотрел на меня с интересом.

— Может, тебе знакома… или слышал… Ира Маликова. Ирина Анваровна. Переводчик. Работает в…

В восемьдесят шестом мы с Ирой работали вместе.

— Не знаю, где она работает. Скорее всего, в академической системе. Слышал такую фамилию, может быть?

— Нет, — сказал Лёва с сожалением.

— Пожалуйста. — Мой тон заставил Лёву внимательно посмотреть мне в глаза. Что-то он почувствовал, но лишних вопросов задавать не стал — друг всё-таки. У нас мало было взаимных секретов, а то, что каждый всё-таки считал секретом, было нам, тем не менее, друг о друге известно — так или иначе, словом или взглядом, мы проговаривались, но считали ненужным спрашивать.

— Пожалуйста, — повторил я, — ты можешь узнать?

— Это срочно?

Единственное, что он позволил себе спросить.

— Да.

Я подумал, что не проживу и дня, если не буду знать.

— Тогда погоди, — решительно произнёс Лёва и потянулся к трубке стоявшего у него на столе телефона. Номер набрал по памяти.

— Томочка? — Мне не нравилось, когда Лёва говорил воркующим голосом, таким искусственным, что фальшь чувствовалась за километр. Как женщины не замечали? Или замечали, но подыгрывали? — Я помню, Томчик, конечно, как буду в ваших краях, сразу занесу… О, а это не к спеху, спасибо тебе… Дело? Ты права, есть небольшое. Ты ведь куёшь академические кадры и помнишь… да, я знаю, одиннадцать тысяч… сколько, ты сказала?.. Семьсот сорок три? Ничего себе, я и не думал, что в Академии столько бездельников. Нет, конечно, сами академики не в счёт… Да, нужна одна фамилия, может, ты знаешь… Маликова Ирина… Конечно, ты не можешь помнить всех…

Как долго он подбирается… Спросил бы сразу.

— То есть, ты не уверена? Ну, о чём ты говоришь? Какой флирт? По делу надо. Клянусь. Ладно. Перезвоню. Спасибо, Томочка, целую в щёчку. А? В левую, всегда в левую.

Лёва положил трубку, помотал головой, будто отгонял назойливую муху, взглянул на мою вытянувшуюся физиономию и буркнул:

— Через десять минут. Она поднимет кое-какие личные дела. Вроде знает эту Иру, но не уверена.

Я кивнул, и десять минут мы разговаривали о ерунде. Я больше следил за движением минутной стрелки на электрических часах, висевших над дверью, чем за Лёвиным рассказом не помню о чём.

Когда стрелка дёрнулась в десятый раз, я кивком показал — пора, и Лёва, с сожалением прервав нечто интересное на середине предложения, поднял трубку.

— Ирина Анваровна Маликова, — нарочито бесстрастным голосом сообщил он, — тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года рождения, младший научный сотрудник Института экономики.

Сделав паузу, добавил:

— Не замужем. Детей нет.

Разведена? Я не задал этот вопрос. Встал и пошёл к двери.

— Да что с тобой сегодня? — спросил Лёва за моей спиной. — Ира… ты её знал раньше?

Я взялся за ручку двери.

— Это моя жена, — сказал я и вышел, прежде чем Лёва успел задать следующий вопрос.

Вечер прошёл как обычно. Лиля рассказывала, что вытворяли ученики на уроках, о чём говорили в учительской на переменах, куда поедет летом отдыхать завуч Игорь Дмитриевич, почему Стелла Джафаровна (а это ещё кто?) не может похудеть, хотя соблюдает строжайшую диету… Я не то чтобы не слушал, я всё слышал и даже кивал в нужных местах, но мыслями был далеко, не в нашей реальности.

Я слушал Лилю и вспоминал, как мы с Ирой познакомились. Это воспоминание я пронёс через всю жизнь, даже в день смерти… я плохо, конечно, соображал, больничная палата расплывалась перед глазами, и всё в мире выглядело уже нереальным, но день нашего знакомства я неожиданно вспомнил (вспомнил сейчас о том, что вспомнил тогда — интересная аберрация памяти!). Я бежал за автобусом и махал — может, водитель увидит меня в зеркальце и притормозит. Меня водитель не увидел, но обратил внимание на девушку, вышедшую на проезжую часть и вставшую на пути автобуса. Резко затормозив, водитель открыл дверь, и я подумал, что девушка войдёт, но она вернулась на тротуар и сделала мне приглашающий жест: садитесь, мол. «Коня на скаку остановит», — пришла мне в голову строка, и я махнул водителю: поезжай. Тот недовольно погудел и рванул машину, будто навёрстывал упущенное время.