Татьяна Мудрая - Меч и его палач

Наш старый дом казался совсем таким же, только забор был новый, на кирпичном фундаменте, из кирпичных же столбов с деревянными решетками между ними. Дуб вымахал ввысь, и из его побуревшей листвы спускались качели, свежевыкрашенные и на новых веревках. Внутри, рядом с фамильным древом, суетились низкорослые люди в теплых одежках, ярких даже на фоне осенней листвы.

Дети. Множество детей всех возрастов…

Мы подошли к приоткрытой калитке, и Торригаль помахал кому-то рукой. Подошла женщина средних лет, приятная с лица.

– Госпожа, мы хотели повидать мейстера Лойто, если он дома.

– Дома, отдыхает, – ответила она с интонацией одновременно спокойной и любезной. – Как ему сказать – вы по делу от магистрата или сами по себе?

– Сами по себе. Путешественники из дальних краев.

Однако Лойто уже сам поспешал навстречу из дома – коренастый гигант, весь обвешанный детворой, что прилипла к нему по пути.

Мы представились первыми попавшимися именами и вошли внутрь.

О чем говорили мы, трое мужчин, распивая старое вино и разглядывая друг друга, – неважно. Лойто сразу понял насчет меня, кто перед ним, но не показал виду; я прекрасно знал, что он понял и отлично знает, что о том догадался и я сам, но не повел и ресницей ради того, чтобы расставить все точки над i. Иначе слишком большое половодье чувств обрушилось бы на нас всех.

Я узнал, что он давно прошел испытание и теперь имеет все мейстерские права; что после моего исчезновения они с той самой девицей, что помогала меня защитить, поженились и наплодили уйму хороших детишек; что старина Рутгер умер года через два после их свадьбы и в своей постели; что ничего постыдного нашему Лойто не приходилось совершать отродясь… Ну, а какие вещи он посчитал не стыдными, я не выяснял.

Вот что было еще любопытно. Когда Торригаль обмолвился, что в Рутене (он выдавал себя за его уроженца, это отчасти было правдой) поговаривают о полной отмене смертной казни, Лойто заметил:

– Но ведь кто-то должен забирать последний вздох человека. Душа в ведении священника, плоть – в нашем, и хотя всё решает Сущий, мы и нам подобные – те, на кого он может положиться.

Стелламарис не участвовала в этой глубокомысленной беседе, уединившись в женской компании.

– Прости, мейстер, – вдруг сказал Торригаль, – нам хотелось бы посмотреть еще на кой-кого.

Он сунул мне в руки мою сумку и потянул меня вглубь дома – туда, где была раньше моя светелка. Отворил дверь.

Еще издали я услышал тихое пение, а тут оно раздалось отчетливо.

Юная женщина стояла спиной к нам, наполовину закрывая от наших глаз происходящее, а сидящая Стелла, склонившись над ребенком и раскачивая колыбель ногой, пела:

Охраняют Божий Рай

Змеи и мечи:

Хочешь, звезды собирай,

Что горят в ночи.

Сторожат пусть рай земной

Звездные глаза,

Чтобы нас сплела с тобой

Времени лоза.

Там висящие в дали

Яблоки манят —

Чтобы мы с тобой вошли

В спелый райский сад.

Я заслушался – и не сразу понял, кто та молодая мать, что обернулась нм навстречу.

Издихар.

– А… девочка? – спросил я, мигом догадавшись. – Как ее имя?

– Крестили нас обеих, – ответила она, улыбнувшись. – Сам Его Преосвященство Хосеф. Она Мария Марион Эстрелья, я – Розамунда.

Моя внучка…

Продолжение моего рода.

– Но дочка не наследует старинного прозвания, – отчего-то сказал я, четко понимая, что мне это совсем не важно.

– Отчего же? – ответил мне кстати подоспевший Лойто. – Мы Его молодое Величество со временем попросим восстановить дворянский род. Короля Вестфольдского и Франзонского Ортоса Первого. Вот только пускай еще малость подрастет и от нынешних регентов избавится. Тем временем и жениха хорошего Розочке отыщем. Хоть бы и среди моих сорванцов – старший наш ее погодок и шибко на нее заглядывается. Ну а потом, может статься, и до Эстрельи очередь дойдет.

Я покачал головой. Как непостижимо и как удивительно!

«Детишке на молочишко»….

Раскрыл сумку, достал оттуда двуличневую мантию и золотую цепь. Цепь сложил в изножье колыбели, стараясь не показать хищно разомкнутые браслеты. Хотя их можно понять как символ не плена, но долга… И широко расстелил накидку поверх колыбели, накрыв ребенка властным пурпуром.

Мы двое вышли из ворот. Стелламарис нарочно осталась, чтобы, как она деликатно заявила, не мешаться в мужские дела.

Я снял с шеи цепочку с амулетом и протянул Торригалю:

– Держи. Мне с таким, как ты, партнером защита от нечаянностей жизни уже не понадобится, а ты себе бубенец из этого сделаешь. На шипастую акулью рукоять.