Мария Перцева - Сказочка

Впрочем, расставание было кратким. Только выходя за дверь, Ярослав Олегович бросил бывшей жене прощальную фразу:

— Боже мой, Лена, что ты с собой сделала?!!

Теперь о детях.

Что и говорить, выросли, возмужали…

Особенно Саша. С ним эти десять лет обошлись намного милосерднее, чем с Еленой Николаевной. Можно даже без зазрения совести заметить, они пошли ему на пользу. И хотя каких-то особых талантов в области интеллектуальных занятий Саша так и не обнаружил, внешние данные с лихвой окупали его нерадивость в учебе.

Окончив школу, Саша благополучно провалился в институт, и началась его вольная жизнь. Это были прекрасные дни, наполненные веселыми праздниками и, как говорится, фейерверками. Это были видеосалоны, кафе, бары (протоптанная, как видите, дорожка), разнообразные тусовки, где Сашина физиономия приводила всех в неописуемый восторг, ну и конечно много-много-много милых подруг.

Вольная жизнь ограничилась годом, после чего достаточно логично перетекла в службу Отечеству. Побыв защитником Родины положенные два года, Саша вернулся в отчий дом, где в нелегком споре с матерью выяснил, что прежняя жизнь может продолжаться лишь в том случае, если ее финансовая сторона никоим образом не будет соприкасаться с бюджетом самой Елены Николаевны.

Словом, Саша был поставлен перед выбором: или вести примерную жизнь, отдаваясь как душой, так и телом только науке, или поступать на работу, что обеспечивает материальную сторону вольной жизни, но совершенно лишает времени на нее. В противном случае предлагалось валить ко всем чертям.

Меньше всего Сашу прельщала последняя перспектива. Однако и первые два варианта его явно не устраивали. Поэтому, посоветовавшись с друзьями и улыбнувшись пару раз в нужном месте, Саша поступил на работу. Профессия его называлась романтично-пошлым словом «фотомодель». Или натурщик. Как вам будет угодно.

Узнав о новой Сашиной профессии, Елена Николаевна отреагировала одним коротким и ясным словом:

«Идиот».

А младшая сестра просто попросила автограф.

Кстати, о младшей сестре.

Врачи оказались правы. Ее интеллект больше не прогрессировал с такой страшной силой. Вернее сказать, миновав тот прекрасный возраст, когда вслух высказывается все, что думается, он стал просто менее заметным. Из пятилетнего болезненного монстра Анфиса превратилась в пятнадцатилетнюю особу с милой привычкой смеяться в самых патетических местах. Все остальное было унаследовано с аптекарской точностью: и хрупкая фигура, и лицо, и хриплый голос, и даже ленинский прищур. С той лишь разницей, что со временем все это обрело более взрослые и законченные формы, наполняя детское уродство чарующе-отталкивающей силой. Если только можно соединить эти два понятия.

Самые большие изменения в Анфисе претерпели ее идеалы. Владимиру Ильичу пришлось уступить дорогу более молодому и, возможно, более предприимчивому претенденту. Место, освобожденное вождем пролетариата, занял один талантливый актер. И надо сказать, по праву. Это был мастер своего жанра, король юмора и гений непосредственности, возведенной в закон. Друзья, как, впрочем, и все остальные, называли его просто — Хрюша.

Каждый вечер Анфиса наблюдала своего кумира по телевизору в отведенное ему в эфире время. Боже мой, как он блистал!

Елена Николаевна с остервенением резала овощи в салат. Жизнь у нее складывалась лучше некуда. Мало того, что старший сын нашел себе на редкость замечательную работу, так и дочь делает все, чтобы жизнь мамочки стала как можно веселее. Елена Николаевна уже смирилась с тем, что детство пришло к дочери несколько запоздало. Все полки в комнате Анфисы были заставлены зайчатами, ежиками и им подобными резиновыми дегенератами. Ей исполнилось пятнадцать, а она до сих пор каждый вечер смотрела «Спокойной ночи, малыши!». К тому же вот уже три года Анфиса спала в обнимку с плюшевым медведем, которого купила себе на первые же заработанные деньги. Однако этим дочкины странности не ограничивались. Елена Николаевна до сих пор не могла забыть скандальной истории, положившей начало восьмилетней эпопее вызовов родителей в школу и визитов учителей на дом.

Анфиса училась тогда в первом классе. Был общешкольный субботник, и все достойные школяры мыли, скребли и чистили свой второй дом — школу то есть. Лишь один из внучат Ильича, не отлынивая от уборки, умудрился напакостить так, что все это чуть не вылилось в общешкольный, если не в общерайонный, скандал. Вместо того чтобы, как все нормальные дети, скрести унитазные бачки и выуживать из батарей усохшие яблочные огрызки, Анфиса отмыла и натерла до блеска коричневой мастикой бюст Ленина в актовом зале. Сделала она это из самых лучших побуждений, так как, по ее словам, тот просто нуждался в подобной процедуре: был пыльный и совсем-совсем бледный.