Георг Борн - Гулливер у арийцев

Мне в то же время была непонятна вся обстановка, окружавшая меня: каким образом люди, которых в старую эру называли бы дикарями, говорят на испорченном немецком языке, очень напоминающем тот, который я изучал по старым книгам начала XX века прошлой эры? Каким образом на этом языке говорит странное племя, живущее на острове между Индией и Австралией?

Почему здесь роль священного знака играет крест с согнутыми концами, служивший некогда эмблемой фашизма? Откуда на этом острове знают древнюю германскую мифологию с ее Валгаллой и Валькириями? Все эти вопросы терзали меня в течение большей части ночи и только под утро я заснул тяжелым сном, полным кошмаров.

Я проснулся от грубого толчка и с недоумением увидел склонившееся надо мной злое бородатое лицо старика, глядевшего на меня с любопытством. Я с трудом пришел в себя и вспомнил события двух последних дней, потом встал и осмотрел пещеру, в которой находился. Пещера была значительно просторней моей тюрьмы, стены выложены пластинками из обожженной глины, с них не капала вода. Пол устлан грубо сделанными циновками, в одном из углов лежала шкура не то козы, не то барана; на ней, очевидно, спал мой хозяин. В другом углу стоял грубо сколоченный стол и довольно гладко обструганный чурбан, служивший стулом. В стене были выдолблены небольшие ниши. В одной из них я заметил несколько безобразных глиняных горшков и такие же миски. В другой нише я увидел небольшую кучу картофеля и две выдолбленные тыквы, наполненные кукурузой.

Не успел я осмотреться, как Зигфрид издал непонятный мне гортанный звук, и в пещеру вбежал странный человек, как две капли воды похожий на тех людей, которые несли меня на носилках. Я видел в наших музеях изображения людей всех народов и племен, населявших землю в разные эпохи, но такой разновидности человека я, признаться, не встречал: его толстое туловище с поразительно широкими бедрами покоилось на кривых коротких ножках. Бледное безбородое лицо этого человека напоминало старушечье, глаза у него были водянистые и тусклые.

Он с нескрываемым страхом посмотрел на Зигфрида и, низко поклонившись, спросил:

— Что должен сделать бесплодный раб?

Меня поразил его тонкий и пронзительный голос, напоминавший по своему тембру не то детский, не то женский.

— Где Эска? — спросил Зигфрид.

— Она пошла к ручью.

— А ты что делал?

Лицо раба перекосилось, и он, заикаясь, начал бормотать: «Я… я…» Зигфрид, не спуская с него глаз, приблизился, ухватил костлявыми пальцами за щеку и начал ее щипать, потом схватил его за ухо и ударом ноги в спину выбросил из пещеры.

Я был удивлен, как старик сумел нанести такой ловкий и сильный удар ногой. Потом он повернулся ко мне:

— Ты видел, как я наказал ленивого раба? Помни, что ты такой же раб, как и эта бесплодная собака. Если ты попробуешь мне не повиноваться, ты увидишь, что я сумею содрать с тебя живого шкуру; и притом не сразу, а лоскутами.

Я думал, что Зигфрид выражается аллегорически и, желая показать, что понял его, улыбнулся. Моя улыбка привела старика в бешенство, он бросился ко мне, схватил рукой свисавший с шеи металлический знак свастики и нанес мне им глубокую царапину от уха до угла рта. Я, пытаясь защищаться, прикрыл щеку рукой, затем увидел на руке следы крови.

Я почти не чувствовал боли, так как мной овладело еще никогда не испытанное чувство, для которого я не мог даже найти подходящего названия: мне хотелось громко кричать, схватить старого зверя за горло, плакать. Люди, жившие много столетий тому назад, вероятно, имели специальное название для этого состояния. Я же не мог найти нужного выражения.

Зигфрид, видимо удовлетворившись моей окровавленной щекой, сказал:

— Я еще не знаю, что буду с тобой делать. Пока ты будешь помогать Кору и Эске. Убирайся!

Я был совершенно ошеломлен, вышел из пещеры и увидел там раба, которого звали Кором. Через несколько мгновений появилась женщина, несшая на голове большой, неправильной формы кувшин с водой. Она была худа и костлява, истощенное лицо пересечено морщинами к складками; на первый взгляд ей можно было дать лет пятьдесят.

Кор, назвавший женщину Эской, сказал ей шепотом несколько слов, из которых я понял только одно — «бить». Женщина вздрогнула и опустила кувшин. Кор показал (ей на меня пальцем и сказал: «Новый раб». Затем они отошли в сторону и стали шептаться, не спуская с меня глав.

В этот момент из пещеры вышел Зигфрид, погрозил нам кулаком и сказал мне: