Александр Афанасьев: Огонь с небес

Сейчас же… по факту, эти идиоты предложили ему перейти с практически непотопляемой должности теневого управителя министерства на свет, точнее – под огонь. Причем разговор шел так, что Ахметов реально понимал – к закону и положенному порядку престолонаследия задуманное имеет очень отдаленное отношение.

И их было трое, а он был один. Все они смотрели на него, и важно было ничем – ни словом, ни намеком, ни жестом – не дать понять, о чем был разговор.

Воронцова он помнил, и помнил о нем самое главное: выходец из спецназа, приближенный ко Двору.

Он нажал на кнопку разъединения и положил телефон на стол.

– Кто звонил? – спросил один из гостей.

– По работе. Расследуется одно сложное дело.

Про себя он подумал, что плохо то, что он сидит у окна. С другой стороны – если его хорошо видно, то можно стрелять так, чтобы пули его не задели.

– …так на чем мы остановились…

В следующее мгновение один из гостей выстрелил ему в грудь. Грохот оглушил всех, запахло дымом и кровью.

– Ты что творишь! – заорал второй, вскакивая с края кофейного столика, на котором он непринужденно устроился. – С ума сошел?! Ты что сделал?!

– Заткнись!

Тот, кто стрелял, в мгновение оказался у столика, схватил телефон, по которому только что разговаривал Ахметов, когда был жив. Но набрать номер не успел – второй схватил его за грудки.

– Ты что сделал, ублюдок!? Мы так не договаривались! За что ты его убил?!

– Отпусти…

– Ты что творишь, скотина, ты рехнулся?

Пытаясь высвободиться, он ударил своего товарища кулаком в лицо, но тот был выше, сильнее и ударил в ответ так, что тот полетел назад, сшибив столик и разбив вазу.

– Ты чего?!

– Он погубит все дело!

– Заткнись, придурок! – сказал убийца, поднимаясь с пола. – Ты знаешь, с кем он разговаривал?! Знаешь?!

– Какая разница?! За что ты его убил?!

– Не «за что», а «почему». Он дал сигнал тревоги, идиот!

– Какой сигнал тревоги?!

– Не знаю! Но дал! Ты думаешь, у товарища министра нет скрытой кнопки?!

– Но мы ничего не слышали.

– Дай телефон.

Тот, кто совершил убийство, работал по квартирмейстерской части, то есть в военной разведке, а потому знал, что говорит. И для двоих других его мнение по таким вопросам было все же важным.

Убийца взял телефон, посмотрел на список входящих вызовов, конечно же, запомнив номера, потом набрал перевызов последнего номера. Мелодичный сигнал – занято. С этого телефона прямо сейчас куда-то звонили.

– Что?

– Ничего. Это не коммутатор министерства. Это вообще частный номер.

– И что?!

– Он сказал, что звонили по делам. Если по делам, почему не через коммутатор министерства?..

– Господи, кто-то взял свой телефон и позвонил. И ты из-за этого убил человека?

– Да заткнешься ты или нет?

Он и сам был ни в чем не уверен. Но признаться в этом не мог. Просмотрев список предыдущих вызовов, кое-что понял.

– Вот. Почему телефон не определен? Человек звонил по работе – номер не определен. И это при том, что включен определитель.

– Уходим? – то ли спросил, то ли предложил третий.

– Нет. Надо посмотреть, кто приедет. Если группа физзащиты – уходим. А если кто-то другой – разберемся. Найди ружье.

– Какое ружье?

– Посмотри. Может быть. Я, кажется, видел там сейф.

Молчун вышел в соседнюю комнату.

– Помоги…

Вместе они устроили Ахметова в кресле-каталке так, что он казался живым. Пуля не разбила стекло, и со стороны казалось, что все нормально.

– Эй!

Молчун вышел из соседней комнаты с «фокстерьером» двенадцатого калибра в руках – обычный выбор для загородных домов. Пять патронов в магазине, сменный ствол – короткий и длинный, на птицу. Для самообороны тоже пойдет – все-таки двенадцатый калибр.

В другой руке были патроны.

– Пятерка, – несколько извиняющимся тоном сказал молчун. – На уток.

Пятерка – всего лишь дробь, причем мелкая. Для охоты на людей нужна картечь. Но ничего другого не было.

– Заряжай и пошли…

На съезде с диаметра я свернул на Гатчину. По нынешним меркам – считай, пригород. Обсаженные деревьями аллеи, парки, дорогие дачи венецианского, баварского, арабского стилей. Недорогих тут уже давно не осталось, недорогие отступали все дальше и дальше…

Ахметов, Ахметов…

Что-то мы расслабились. Стали жить не то что красиво – беззаботно. Если брать двадцатые – у любого, самого захудалого, чиновника был револьвер. И каждую субботу такой вот Акакий Акакиевич ходил в тир, щурился, морщился от дыма и грохота – и стрелял. Потому что студенты – эсеры и коммунисты, эти милые цветы жизни, порывистые и честные, горящие свободой, – ни много ни мало объявили государству войну. Юная бестужевская [3]барышня могла, улыбаясь, вытащить из муфточки револьвер и высадить тебе весь барабан в живот, в то время как ты лихорадочно думал, как познакомиться. Это за то, что ее кавалера вчера повесили на Лисьем Мосту за террор. В террор уходили столь же возвышенно-торжественно, как раньше на первый бал в Зимний ехали. Офицеров стреляли, как куропаток, боевики из бывших рабочих, и офицеры стреляли в ответ, маевки расстреливали из новомодных тогда «томпсонов», и совсем не по приказу государства. А сейчас ничего этого давно нет, беспокоит лишь исламский террор, да редкие (но, к сожалению меткие) выходки фанатиков. И вот люди, даже работающие в системе безопасности, начинали забывать, что их работа – это не игра интеллектуалов, и любой человек должен иметь возможность мгновенно и эффективно защититься от простого и грубого физического насилия. А Ахметов это забыл, несмотря на то, что работал, как говорят господа полицейские, «на земле»…