Герберт Уэллс: Человек, способный творить чудеса

По счастью, она была с металлическим резервуаром, иначе не миновать бы пожара. Первым пришел в себя мистер Кокс, который, если отбросить междометия, выразился предельно ясно, объявив, что Фотерингей — болван. Несмотря на столь нелестную оценку, мистер Фотерингей не стал возражать, поскольку шок от увиденного лишил его каких-либо сил. Дальнейшее обсуждение никоим образом не прояснило ни произошедшего, ни того, какую роль во всем этом сыграл мистер Фотерингей. Все согласились с мнением мистера Кокса, наперебой обвиняя Фотерингея в том, что своей дурацкой выходкой он нарушил общественный порядок и подверг всех опасности. Да и сам Фотерингей, ошеломленный и растерянный, склонен был согласиться с ними и почти не возражал, когда его попросили уйти.

Он шел домой в смятении, ощущая жар, как при лихорадке, и подозрительно приглядывался к каждому из десяти уличных фонарей, мимо которых проходил. Воротник его пальто был смят, лицо окрасилось в свекольный цвет, в глазах сквозило отчаянье, уши горели. И только вернувшись в квартиру на Черч-роу, где в своей маленькой спальне он чувствовал себя более защищенным, мистер Фотерингей восстановил в памяти все подробности произошедшего и смог наконец задать себе мучивший его вопрос: «Так что же это все-таки было?»

Сняв верхнюю одежду и ботинки, он сунул руки в карманы и сел на кровать, в семнадцатый раз повторяя в свое оправдание: «Я вовсе не хотел, чтобы эта проклятая лампа перевернулась». И тут вдруг понял, что хотел — пусть неосознанно, но хотел. Отдавая лампе приказ, он невольно пожелал, чтобы это действительно случилось, а когда увидел, как она повисла в воздухе, почувствовал, что может удержать ее в таком положении, хотя и не представлял, каким образом это делает. Мистер Фотерингей не обладал философским складом ума, иначе непременно задумался бы над понятием «невольное желание» и понял бы, что коснулся одного из самых темных вопросов в учении о свободе воли. Но так как подобные материи никогда его не занимали, а смутные, путаные мысли не помогали прийти ни к какому логическому выводу, он решил проверить все опытным путем.

Сознавая, что ведет себя глупо, он вытянул руку в сторону свечи, сосредоточился и скомандовал: «Поднимись вверх!» И тут же его сомнения рассеялись без следа: свеча послушно взлетела и мгновение бесподобно парила в воздухе, пока мистер Фотерингей не нарушил ее полет изумленным возгласом, в результате чего она упала на туалетный столик, погрузив комнату во мрак, и только тлеющий фитиль еще какое-то время слабо светился в темноте.

Пару минут мистер Фотерингей сидел, не двигаясь, пытаясь прийти в себя.

— Это снова произошло, — сказал он наконец. — Но как такое возможно? Не понимаю.

Он тяжело вздохнул и стал шарить по карманам в поисках спичек. Не найдя, покопался в вещах на туалетном столике.

— Как же мне нужна хотя бы одна спичка! — воскликнул он и, встав, порылся в карманах пальто, но и там спичек не оказалось. Тогда ему пришло в голову, что со спичками тоже можно творить чудеса. Он протянул руку и грозно уставился на нее в кромешной тьме.

— Пусть в руке появится спичка! — твердым голосом велел мистер Фотерингей и тут же почувствовал, как что-то легкое упало ему на ладонь. Он судорожно сжал пальцы — это была вожделенная спичка.

После нескольких напрасных попыток зажечь ее Фотерингей понял, что спичка — безопасная, а значит, без коробка — абсолютно бесполезная. Он бросил ее на туалетный столик, но в следующий миг пожелал, чтобы она сама зажглась. Стоило ему только подумать об этом, как спичка вспыхнула маленьким язычком пламени. Он быстро схватил ее, однако она погасла у него в руках. Тем не менее мистер Фотерингей не пал духом — сила, которую он ощущал в себе, открывала перед ним множество возможностей и наполняла его уверенностью. Он ощупью нашел свечу и вставил ее в подсвечник.

— А теперь зажгись! — сказал мистер Фотерингей, и свеча в то же мгновение загорелась. При свете он увидел небольшую черную дырочку в салфетке на туалетном столике и струйку витавшего над ней дыма. Несколько секунд он смотрел то на прожженную спичкой дырочку, то на огонь свечи, а потом поднял голову и встретился взглядом с самим собой, взиравшим на него из зеркала. Решив, что лучшего собеседника не найти, он спросил, обращаясь к собственному отражению:

— Ну, и что ты теперь думаешь о чудесах?

Последующие размышления мистера Фотерингея были довольно напряженными, но весьма туманными. Он понял, что его способность воздействовать на предметы носит волевой характер. Все, произошедшее до сих пор, не располагало к дальнейшим экспериментам, разве что к самым безопасным. Тем не менее он заставил взлететь лист бумаги и окрасил воду в стакане сначала в розовый, а потом в зеленый цвет. Еще он создал улитку, которую тут же уничтожил, и тем же чудодейственным образом сотворил новую зубную щетку. К полуночи он окончательно осознал, что обладает исключительной, на редкость сильной волей, о чем смутно догадывался и раньше, но не имел возможности убедиться в этом. Испуг и смятение, овладевшие им, когда его дар впервые проявился, теперь отошли на второй план, ибо эта невероятная сила наполняла его гордостью, теша тщеславие, и при правильном применении могла быть весьма полезной. Башенные часы соседней церкви пробили один раз, оповещая, что уже час ночи, а так как ему еще не пришло в голову использовать свои новые возможности и в повседневных делах, освободив себя от работы в конторе Гомшотта, мистер Фотерингей поспешил раздеться, чтобы без дальнейших проволочек лечь спать.