Сергей Дубянский - Пятая жизнь

Даже не сознавая того, что он собирается сделать, епископ повернулся к инквизитору.

— Брат, — прошептал он, — нам надо поговорить наедине.

Инквизитор почему-то не удивился. Видимо, его тоже что-то смущало — что-то происходило не так, как всегда.

— Анна Куппель, — сказал он, — сейчас тебя ознакомят со средствами дознания, которые будут применены к тебе в случае, если ты добровольно не сознаешься в ереси и нанесении ущерба Господу нашему, — он кивнул, вверяя обвиняемую власти Марты и нотариуса, а сам поднялся и первым направился к двери.

По коридору шли молча. Епископ смотрел на черную спину в мешковатой сутане и вдруг поймал себя на мысли, что готов вонзить в нее нож, если б таковой у него имелся. Это привело его в такое смятение, что он начал в ужасе креститься, беззвучно шепча слова молитвы.

Наваждение отступило, только когда они оказались в комнате, предназначенной для отдыха, и инквизитор сел, повернувшись к епископу лицом. В узкие окна заглядывало яркое летнее солнце и всего лишь в нескольких метрах весело шелестели деревья. Возникшие столь странным образом мысли сразу показались надуманным кошмаром, рожденным атмосферой мрачного подвала с хитроумными машинами смерти и коптящими факелами… Мир, созданный Господом существует! Он прекрасен и незыблем, а все остальное, действительно, является ересью. Но та девушка непременно должна представлять собой часть светлого и божественного…

— Что ты хотел, брат? — спросил инквизитор, хотя по взгляду было ясно, что он прекрасно понимает, о чем пойдет речь.

— Она не может быть ведьмой, она — святая, — произнес епископ твердо.

— О, брат, — инквизитор усмехнулся, — нельзя употреблять таких слов всуе. Не нам решать вопросы святости. Мы призваны только бороться с ересью, а каждая женщина предрасположена к дьяволу. Вопрос лишь в том, как скоро сумеют демоны укрепить в ней эту предрасположенность.

— А дева Мария? Как говорит Иероним: «Все, что грех Евы принес злого, то благо Марии подвергло уничтожению». Значит, граница между добром и злом проходит в женщине, как и в остальном созданном Господом нашим, где-то по середине.

— Ты неверно толкуешь слова Писания, брат, что крайне удивительно для столь образованного духовника. Мы ведь рассуждаем не о Марии, как о явлении уникальном, созданном и выпестованном Господом нашим Иисусом Христом, а о сущности женского естества. А оно таково, как говорится в Библии. Помнишь ли, брат, кого выбрала Ева, стоя перед древом познания? Она выбрала искушения змея, отторгнув тем самым праведные поучения Божьи. Женщина мерзка по своей природе, ибо ее отрицание истинной веры рано или поздно приводит к Сатане. Демоны пытаются воздействовать на людей исключительно посредствам женщин, как существ низших, подверженных соблазнам, ставящих свои ощущения выше Божьих помыслов.

Что ты можешь возразить на это, брат? Если у тебя есть такие слова, то я буду убеждать тебя дальше, чтоб ты сам не впал в ересь. Вспомни Адама и Еву, Самсона и Далилу, Мириам и Моисея, Сихема и Дину… Вспомни, что Валерий писал Руфину: «Женщина — это химера. Ее вид красив, прикосновение противно, а сношение с ней приносит смерть». Но он сказал слишком мягко. Женщина страшнее смерти, так как смерть, есть данность Божия, созданная для уничтожения лишь бренного тела, а грех, являющийся из женщины, растлевает и убивает душу. Скажи, разве могут такие деяния совершаться без помощи дьявола?

— Хорошо, — епископ согласился скорее не из-за того, что ему нечего было ответить, а потому что знал, насколько опасно вступать в полемику с инквизитором. Денунциация в Совет, подписанная столь уважаемым лицом, неминуемо приведет, в лучшем случае, к лишению его сана, а в худшем… Об этом не хотелось даже думать.

— Значит, брат, мне удалось рассеять твои сомнения и спасти твою душу от проклятой ереси? — спросил инквизитор, глядя в глаза епископа пытаясь прочитать там все, скрытое глубоко под словами.

— Брат, ты убедил меня, — епископ интуитивно опустил взгляд, — я и не собирался оспаривать греховную сущность женщин, ясно определенную в Библии, и возводить их в один ряд с истинными столпами веры, но у меня возникла мысль. Я тоже хочу создать сераль и пусть эта заблудшая будет там первой.

Инквизитор хитро прищурился. Правый уголок его губ поднялся, складываясь в усмешку, но она получилась такой зловещей, что можно было и без слов догадаться о сути ответа. Тем не менее, инквизитор сказал: