Торвен пожал плечами:
— Допустим, кто-то открыл клетки в королевском зверинце...
— И все волчары кинулись в Эльсинор? Гамлета на трон сажать?
Оге Ольсен не без сожаления погасил фитиль. Испанка-аркебуза смотрела в сторону "шавок". Молчала. Берегла аргументы — свинцовые, увесистые.
Стая обложила замок с полчаса назад. Ни рычания, ни лая, ни визга. Подбегут, оглядятся, понюхают — и прочь. Торвен начал подумывать о том, что загадочный враг просто отвлекает внимание. По здравом размышлении он отбросил эту идею. Замок — квадрат на холме. Три его стороны стоят над обрывом — цирковой акробат не залезет, сорвется. Для пущей верности (и согласно боевому расписанию) на донжон отправлен наблюдатель. Предупредит, если что.
Раз — собака, два — собака...
— Ух ты!
Не собака! Луна вырвалась из-за туч, рассекла лучом-мечом подлый туман — и тень обрела фактуру. Морда узкая, уши острые, как у эльфа. Гребень вдоль спины, широченная грудь, хвост-веревка с львиной кисточкой. По бокам — темные пятна; по хребту — черная полоса...
Лунный меч спрятался в ножны. Тень крутнулась возле мраморного Ольгера, отбежала к прибрежным валунам, исчезла в тумане. Эрстед присвистнул, сеньор-сержант помянул дьяволову бабушку. Зануда помечтал об окулярах с толстыми стеклами.
Пора, пора...
— Читал о таких, — заявил Андерс. — По-моему, они водятся в Южной Африке. Гиена, или что-то вроде...
Тишину разорвал вой — тоскливый, долгий. Он оборвался на самой высокой ноте; начался вновь, еще громче. Твари выли, оглашая даль Эресунна дикой жалобой на несовершенство мира.
— Прикажете пальнуть, гере кастелян? — сеньор-сержант достал огниво. — Как есть, надоели заброды!
Эрстед стоял у края стены, глядел вниз, в кисельную мглу.
— Не надо. Стрелять по животным за то, что бегают возле замка? Это редкий вид, за него в Королевском обществе нам в ножки поклонятся. Торвен, в замке есть сеть?
— Внимание!
Белесый занавес лопнул, пропуская очередного любителя музеев. Две руки, две ноги — человек. Ноги узоры пишут, а руки помогают. Курс бейдевинд, меняя галсы, жутким зигзагом — от берега к замку. Недаром одет, как моряк. Бушлат — шведский bussa rong на теплой подкладке; рыбацкая шляпа-дождевик, бахилы с высокими голенищами.
Первый, за ним — второй; третий...
И опять — ни соленого словца, ни шума, ни вздоха. Лиц не разглядеть — укрылись под широкими полями шляп. Добрели морячки до Эльсинора, постояли, свесив ручищи-плети; без звука повернули в обратный путь.
"Пьяницы?" — чуть не вырвалось у Зануды.
Шатаясь, троица ковыляла к пристани. Теперь они двигались чуть быстрее, словно их ждал не холодный, мокрый причал, а таверна дядюшки Свена — фасолевый суп со шпиком, окорок да стаканчик джина. Но далеко не ушли — дружные тени метнулись наперерез. Миг — и компания молчунов прежним зигзагом направилась к замку.
Овчарки подгоняли стадо: слева, справа, сзади.
— Эй! — не выдержал Эрстед, высовываясь из-за стенного зубца.
— Щелк! — бодро ответила пуля, срикошетив о кирпич.
Полковник отскочил, прижимая руку к щеке. Стрелок-невидимка промахнулся, но острая крошка, отлетев от камня, догнала жертву. Стреляли из пистолета — длинноствольного, похоже, дуэльного. Французский "Гастинн-Ренетт"?
Зубастый приятель! Да-да, ты, с зонтиком!
Где прячешься?
— Ах ты, образина шведская! — возопил Ольсен. — Пулять, значит?!
— Ба-ба-бах! — разделила его возмущение аркебуза.
Идущий впереди моряк рухнул навзничь — пуля угодила в грудь.
— А вот так! — наставительно резюмировал сеньор-сержант.
Торвен стрелять не спешил, храня заряд на крайний случай. Он не сомневался — крайних случаев этой ночью будет с избытком. Слишком просто все складывалось. Радовала лишь наступившая ясность: стреляют — значит, бой.
И южноафриканских гиен ловить не надо.
Сеньор-сержант с ворчанием перезаряжал аркебузу. Эрстед держал оружие наготове, не сводя глаз с приближающегося врага. Зануда же смотрел не на идущих — на лежащего. На бушлате — темное пятно, широко разбросаны ноги в бахилах; руки застыли, закоченели... Нет, шевелятся. Руки — левая, правая. Ага, вот и ноги ожили.
Застреленный встал и пошел — галсами, против ветра.
— Ах, злыдень! — сторож плюнул в сердцах, отставил в сторону аркебузу, застучал подметками по ступеням. — Ужо я тебя, паскудника...
— Бах! — подбодрил старика пистолет Эрстеда.
Полковник тоже сделал свои выводы. Пуля угодила не в человека — в тень-пастушку. Раздался отчаянный визг. Тварь отскочила в сторону, завертелась на месте, ловя собственный хвост. Вскоре она снова двинулась к воротам, но уже по широкой дуге.
Читать дальше