Андрей Валентинов - Механизм Времени

"Анхольт" снизил скорость. Качка уменьшилась.

— Да славятся пироскафы и Роберт Фултон, великий отец их! — Эрстед сумел перебраться поближе. — Вовеки веков, амен! Представь, Торвен, движитель будущего. Который способен не колеса вращать, а нести нас на крыльях — над самой водой...

Пин-эр внезапно сделала странный жест. Эрстед кивнул в ответ; морщась, развернул ладонь загипсованной руки. Сильные пальцы китаянки коснулись загрубелой кожи, нарисовав иероглиф. Еще, еще, еще...

— Знаешь, юнкер... э-э... Короче, это она о тебе, — полковник кашлянул не без смущения. — "Хромой бумажный червь — железный червь". В целом, можешь считать комплиментом.

Ответ застрял у Зануды в горле. Он хотел поблагодарить девицу — хотя бы за остроумие, за полет воображения. Сам гере Торвен, при его скромности и самокритичности, до такого бы не додумался. Со стороны, впрочем, виднее. Тридцать семь лет, лысина, шлеп-нога....

— Проклятье!

Воронка с дикой скоростью зарастала, рубцевалась, как язва после лечения. Стали пологими стены. Темное дно поднялось до обычного, давно промеренного уровня. Пены, напротив, прибавилось. Казалось, цирюльник Оккам отложил бритву и взял помазок, хорошенько намылив щеки клиенту. Рев и свист стихли, уступили место привычному шуму моря.

Еще чуть-чуть — и "зев" захлопнется, сгинет без следа...

— Волна! Эй, на мостике!..

В брюхо тучам, обжигая, ударил пар. "Анхольт", умница, все понял. Пироскаф был молод, но учён — истинный сын Века Науки. Ходить по морю без знания гидравлики — нонсенс. А что бывает при быстром перемещении больших масс воды — это известно распоследнему баркасу.

Гудок.

Новый столб пара.

Палуба дрогнула. Колеса с удвоенной силой врезались в воду...

...Воронка сомкнулась.

Соль под веками растворилась без остатка. Зануда онемел — горло перехватило стальным обручем гаротты. Сомкнувшись, воды вспучились, поднялись болотно-зеленым горбом, замерли на миг. Упали; рухнули, взбесились...

"Святой Кнуд и Святая Агнесса! Святой Кнуд..."

Волна!

Матовый обруч, выточенный из млечного опала, проступил из-под беспокойной зелени. Вырос, теряя цвет, зато набирая объем. Без лишнего шума, без надежды на пощаду — превратился в девятый вал, вскипел косматым гребешком. Покатил... понесся... рванул вдогон...

"Анхольт" молотил по воде колесами. Дым из черной трубы рвался к небу. Палуба дрожала, как в пляске святого Витта. Нос пироскафа резал послушную воду. Ветер свистел в ушах.

Вал настигал добычу.

— Не успеем, — констатировал Зануда, обретя дар речи.

И прикусил язык. Приговор не обязательно произносить вслух. Да и куда нам, горемычным, успевать? К берегу? колесами по траве? К Северному полюсу, за льдами спрятаться? Карно, Карно, где же твои крылья?

— Зато наберем скорость, — невозмутимо прозвучало от борта. — Физика, дружище. Если скорости сравняются, или будут близки — сила удара уменьшится...

Закончить урок Эрстеду не дали. Китаянка хлопнула его по плечу, указала на трап, ведущий в трюм. Намек поняли оба — как и то, что Хромому Червю не успеть.

— Остаемся, — бросил Однорукий Полковник. — Жаль, веревки нет!

Вал приблизился, встал стеной. Цвет молодой листвы — у подножья. Жабья шкура — у бородавчатой вершины. В узкую полоску свернулось небо. Влажная гора накатывалась, тянулась к пироскафу.

Веревка? трюм?! Если эта махина ударит...

— Цепляемся!

Руки переплелись с поручнями. Фрекен Пин-эр обхватила Эрстеда за шею — захочешь, не оторвешь; сжала железными пальцами локоть Зануды. Пусть черти сплетничают в аду! На краю гибели — не до приличий. Кто удержит слабых мужчин, кто спасет от водяных драконов, если не девица-тихоня, белая цапля Поднебесной?

— Юнкер Тор-р-рвен! Гляди веселей! Песню-ю-ю!..

— Бросай жену и ремесло,

Целуй крестильный крест,

И под ружьё, как под седло,

Вставай-ка, Йоханнес!

Будь жеребцом, не будь ослом,

Скачи путём кривым —

Хорош на голове шелом,

Да нету головы!

О-хэй-и-йодле-йодле-хэй!

Да нету головы!

Стена закрыла горизонт. Горло заполнила вязкая мокрота. Утихла дрожь палубы. Казалось, пироскаф собирается с силами, желая достойно встретить удар судьбы. Замерли клочья дыма над трубой. Бог Нептун расправил плечи, взмахнул трезубцем.

Смирись, человек! Прими то, чему не в силах противиться. Ибо ты — тлен, прах, мокрая щепка в Мальстреме...

Смирись!

— За Фридриха, за Карла ли

Мы цедим кровь и пот?

Пьют за победу короли —