— Нет, спасибо, — словно настырную муху отогнала его жестом Генриетта.
Сама она от нетерпения не могла устоять на месте, любопытство прожигало ее до живого.
— Только что пожаренный кофе, только что привезенный из Турции, — искушал Бурхан. — У меня имеется специальная жаровня, и, смею утверждать, нигде в Варшаве пани не попробует такого как у меня кофе.
Игнаций ударил по клавишам, и в салоне прозвучали звуки энергичной шопеновской мазурки. Генриетта нервно усмехнулась и, совершенно игнорируя турка, подошла к музыканту и положила ему руку на плечо.
— И что? Это твоя музыка?
Тот отрицательно покачал головой, но глаз не открыл. Все-таки, что-то вспоминать он начал, из-под плотно закрытой веки скатилась слеза. Мазурка плавна перешла в танцевальную миниатюру неизвестного Генриетте автора. Музыка бурлила радостью жизни и энтузиазмом, она поднимала настроение и провоцировала тихонько напевать ее и отбивать пальцами ритм. Игнаций быстро глянул на девушку и печально улыбнулся.
— Вот моя музыка, — сказал он. — Это я ее написал.
— Ты вспомнил, кто ты такой?
На сей раз мужчина утвердительно кивнул.
— А кто все это с тобой сотворил? Кто тебя пытал и убил?
В живую мелодию ворвалась фальшивая нота. Игнаций заколебался, музыка рассыпалась бессвязной какофонией. Но пальцы музыканта не переставали бегать по клавишам, лицо посерело и вытянулось. Он стиснул зубы и ударил сильнее, отчаянно, но упорно выхватывая убегающие ноты. И музыка вернулась, но на сей раз с другой мелодией. На сей раз это был тяжелый и ухающий басами полонез, бьющий по ушам мрачной, раз за разом повторяющейся барочной линией и неспешным, достойным ритмом. Генриетта чувствовала, как музыка пронзает ее от макушки до пят. Похоже, когда-то Игнаций был замечательным и известным исполнителем. Так кто же, черт подери, убил его, а теперь насылает убийц еще и на нее?
Она не обращала внимания на хозяина и его толстого слугу, не заметила она и появления еще одного великана, как две капли воды похожего на Ферди. Генриетта стояла за спиной Игнация, держа обе руки на его плечах, как будто бы это чем-то могло тому помочь. Она ждала, когда музыкант закончит свое выступление и хоть что-то скажет. Тем временем, сам Игнаций плыл на волнах мелодии в глубины собственной памяти, все глубже и глубже ныряя в прошлое.
Шли минуты. Музыкант, похоже, совершенно забыл, где он находится, и что с ним происходит. Он глянул на Генриетту отсутствующим взглядом, с блаженной улыбкой на лице, наверняка считая, будто бы имеет дело с графиней Марией. Юнкер-девица наморщила брови. Снова он это делает, вновь принимает меня за нее — подумала она. Ну совершенно так же, когда еще демоном он выплыл из бездны.
— Приди в себя! — гаркнула она и ущипнула Игнация за плечо. — Возвратись к реальности! Что ты вспомнил? Кто тебя убил?
Тот прервал игру на половине ноты, делая незапланированную паузу — словно неожиданный апозиопезис — и огляделся по сторонам с нарастающим испугом.
— Это тут, — простонал он. — Меня убили здесь, в этом самом доме.
Только теперь Генриетта отметила, что помещение погружено в какой-то злобной полутьме. Все инструменты показались ей вдруг удивительно мрачными, словно бы это были искусные инструменты для нанесения боли. Неожиданно она почувствовала дуновение холодного, подвального воздуха, пропитанного затхлостью и страхом. Девушка прекрасно знала этот запах. Точно такой же смрад исходил от людей, панически боящихся смерти — солдат перед боем, от осужденных под виселицей, от пленников, которых приказали расстрелять. Инстинктивно она сунула руку в карман за револьвером и развернулась на месте.
На шею ее упала ременная петля и сильно стиснулась, запирая дух. Второй конец ремня держал в руке громадный толстяк. Он резко потянул за ремень, заставив девушку упасть на колени. В тот же самый миг на шее Игнация затянулась фортепианная струна, которую держал второй великан. Музыкант инстинктивно попытался ослабить зажим обеими руками, хотя в дыхании у него необходимости не было. Генриетта знала, что сражаться с ремнем, это только терять время. Нужно было просто победить того сукина сына, который его держал.
Она схватилась с колен и с размаху пнула толстяка в промежность. Но тот и не дрогнул, лишь злорадно оскалился. У него нет гениталий, пришло в голову воительнице. Тогда она рванула из кармана револьвер, схватила его за ствол, потому что все патроны расстреляла в доме Данила, и грохнула рукояткой прямо евнуху по роже. Тот в ответ дал ей пощечину, небрежно отмахнувшись левой рукой. Генриетте показалось, что это где-то рядом рванул артиллерийский снаряд, и обломок попал ей прямо по голове. На мгновение она утратила как зрение, так и слух. Когда же пришла в себя, то вновь стояла на коленях, а точнее — свисала на ременной петле.
Читать дальше