Анджей Савицкий - Апозиопезис

Извозчик остановил свой уже потасканный экипаж и с поклоном пригласил желающих клиентов занять места. Тут до Генриетты дошло, что глазки у возницы бегают во все стороны, да и сам он сидит на козлах как-то пошатываясь.

— Какие-нибудь магазины с фортепиано знаешь? — не рассусоливая, спросила она.

— Да как же не знать, моя королева, — радостно заявил извозчик, и Генриетта с расстояния в пару шагов почувствовала идущий от него такой сильный запах водки, которого не постыдился бы и целый ликероводочный завод. — Да я все фортепианы в Варшаве знаю. Один даже мой добрый приятель, живет на Длугой, временами поигрывает в Швейцарской Долине [60]. Еще знаю, где находится дом пана Монюшко [61]да и некоторых фортепианов из Музыкального Общества сколько раз в бордель возил, и в выступлений по домам. Я много адресов знаю!

— Да о чем пан говорит?! — возмутилась серьезно встревоженная Генриетта, которая вдруг начала подозревать свой польский язык. То ли она как-то грамматически неправильно просклоняла инструмент, или же на местном, варшавском жаргоне он имело какое-то иное значение?

— Ну, уважаемая дамочка ведь про фортепианы спрашивала? — в свою очередь возмутился извозчик. После чего он прищурился и внимательно поглядел на молчащего Фойригена. — Ну вот, ведь этот тут пан тоже фортепиан! Мое почтение мил'сдарь! — Извозчик снял шапку и, замашисто поклонившись, чуть не грохнулся с козел. — Ой, это же сколько раз я возил пана из Музыкального Института к графине Марии. И пан совершенно не изменился, хотя это же сколько годков прошло… Я хорошо пана помню, красиво сударь играл и на чаевые никогда не скупился. Садитесь, прошу, повезу, куда желаете!

Фойриген одним скачком запрыгнул на козлы и схватил извозчика за полы его одежды.

— То я такой? Как меня зовут? Где моя музыка? — прохрипел он ему прямо в лицо.

Генриетта схватила музыканта за руку и оттащила от изумленного возницы, силой усадив на место.

— Эт, мил'сдарь, похоже, недавно пан хорошенько выпивал, точно? — буркнул извозчик. — Пан у нас музыкант, а зовут пана Игнаций. А больше я ничего не знаю.

— Пан упоминал о графине Марии, — припомнила ему девушка. — Кто она такая?

— О, милостивая пани Калергис! У-у, великая красавица когда-то была! Вечно о музыкантах и всяческих там артистов заботилась, словно опекунша. Толпы джентльменов в салонах у нее гостили, а пан Игнаций одним из них был. Всегда мы останавливались на площади Тшех Кшижи, где он покупал ей букет цветов или там шоколадки.

Калергис, Калергис — откуда-то эта фамилия Генриетте была известна. Вот только она не могла приписать ее ни к одному знакомому. Во всяком случае, кое-что у нее уже имелось, хоть какой-то след.

Генриетта поглядела на Фойригена, кровавого демона, оказавшимся паном Игнацием, варшавским пианистом. Тот сидел с побледневшим лицом и, не шевелясь, глядел куда-то перед собой. Похоже, чего-то самого существенного извозчик так и не вспомнил. Но уже совсем немного до того, чтобы несчастный открыл, кто он такой, что произошло, и кто его убил, и что же после смерти толкнуло его нападать на людей. Для полного комплекта нужна была еще и утраченная музыка.

— А пан, случаем, не знает где-нибудь поблизости склада с музыкальными инструментами? — спросила Геня.

Извозчик снял шапку и почесал в голове. Редко когда у клиентов были подобного рода желания. В конце концов, он кивнул и заявил, что один такой склад наверняка имеется на Краковском Предместье. Генриетта тут же приказала ему везти их туда, причем — мигом. Возчик усмехнулся от уха до уха, так угостил свою лошадку кнутом, что прямо жалостливо пискнула и резво пошла прямо с места.

Варшава, ул. Крулевска (Королевская)

— Что-нибудь вспоминаете, пан Игнаций? — обратилась юнкер-девица к ошеломленному товарищу по путешествию, но тот не отвечал: оперев голову на сложенных руках, он задумчиво пялился на пол коляски.

Они проехали по средней линии улицы Крулевской и с грохотом свернули в Новы Швят. При этом они чуть не выпали из коляски, которая несколько секунд двумя колесами не касалась мостовой, мчась под острым углом. Генриетта схватила шляпку и выругала возчика по-немецки. К счастью, вскоре они остановились. Девушка бросила вознице три монетки по десять копеек, вышла вместе с Игнацием и приказала извозчику ехать прочь.