Анджей Савицкий - Апозиопезис

Данил уселся на нарах, трясясь от холода и усталости. Стоявшая посреди камеры свечка догорела и погасла. Не прошло и пары минут, как дверь в камеру с грохотом отворилась, и в средину вошли двое охранников. Они зажгли новую сальную свечу и ушли. Правила есть правила: в камере все время должен гореть свет. Инженер критически осмотрел свечку и по ее длине оценил приблизительное время горения. У него было где-то с час.

Он размотал одеяло и расстегнул сорочку, открыл дверцу на груди и осторожно сунул во внутренности собственного тела ладонь. Какое-то время что-то выискивал, в конце концов — сунул руку по самый локоть. Понятное дело, внутри у него столько уж пустого места не было, просто он сам инсталлировал, помимо механизма-шлюза в параллельные миры, постоянно открытый порт к вспомогательному пространству — подчиненного измерения, не соприкасающегося с какой-либо реальностью, существующего на самой обочине вселенной. Это небольшое подпространство с ограниченными размерами должно было служить всегда находящимся с тобой и рядом тайничком, правда, сам Данил пользовался им редко. К примеру, он никогда не прятал туда деньги, считая их слишком грязными, чтобы носить в груди. Внутри находились только две вещи: жестяной медальончик с Богоматерью — единственная памятка от матери, и небольшой, ничем не примечательный артефакт.

Инженер вытащил его с некоторой осторожностью и осмотрел в свете сальной свечки. В его руке находилась изготовленная из меди масляная лампа. Выглядела она не стоящей ни копейки архаичной рухлядью. Погнутая и поцарапанная, она не имела каких-либо украшений, форма у нее была самая простая и неинтересная. Довнар взял лампу за ушко и потер корпус. Теперь достаточно было подождать.

Сквозь щель в оконной фрамуге влетел клуб дыма, в углу камеры сформировалось нечто человекоподобное, из которого уже появилась могучая фигура Алоизия. На плечах негра был наброшен еврейский лапсердак, доходящий ему только до колен, а не до земли. В руке у лакея была наполовину объеденная копченая рыба. Увидав своего хозяина, негр спрятал ее в карман и отвесил поясной поклон.

— Приветствую тебя, хозяин, — произнес он своим глубоким словно колокольный звон, официальным голосом. — Сердце мое радуется, видя тебя здоровым. Я не мог дождаться вызова на службу.

— Шепотом, темный ты придурок, — прошипел Данил. — Мы в тюрьме находимся. Пришлось дожидаться оказии, чтобы вызвать тебя сюда. Здесь я не могу делать всего, чего я только желаю.

— Я и сам пытался сюда прорваться, но Цитадель окружена эспланадой реальности и кордоном святости, — шепнул джинн. — На стенах стоят урны с мощами святых, а в землю вокруг крепости вкопаны инженерные артефакты. Так что незамеченным прорваться никак невозможно. Никогда бы я сюда не вошел, если бы не мое сопряжение с лампой. А вот хозяин выглядит паршиво.

— А как я должен выглядеть после пребывания в таком месте? Здесь тебе не курорт в Баден-Бадене, — буркнул Данил. — Ладно не будем тут устраивать дискуссии. Нам нужно отсюда смываться, поскольку боюсь, что очередной допрос может быть уже не столь мягким. У тебя что-нибудь выпить есть?

Алоизий отрицательно покачал головой и разложил руки.

— Царство за бутылку водки! — простонал Данил.

— Я мог бы перенести тебя за решетки, только это ничего не даст, — Алоизий уселся на нарах Бурхан Бея. — Магические запоры крепости действуют в обе стороны. Пытаясь вырваться наружу, мы только запустим системы тревоги и упремся в барьеры. Реальность лишит меня сил, после чего мы станем легкой добычей для охранных автоматов и стражи. Боюсь, что позвав меня сюда, ты лишь ухудшил ситуацию, поскольку теперь за решеткой находимся мы оба…

— Не бурчи. Достаточно лишь головой чуточку поработать, — махнул рукой Данил.

Он встал и сунул медную лампу в сверток с вещами Бурхан Бея, после чего улыбнулся Алоизию.

— Ну, понял, пустынная ты башка? Теперь остается лишь подождать, пока охранники сами вынесут нас из камеры, из Десятого Павильона и — наконец — из Цитадели, — торжественно объявил он. Ну, чего ждешь? Забирай нас обоих в лампу.

— Так я что, в лампе должен сидеть? — удивился джинн. — Ну нет, я заболеваю от одного вида этого предмета. Я не сидел там уже лет сто, и все равно становится нехорошо. Нет, в средину я не полезу, что бы ни случилось!

— Тихо! И без дискуссий! Лезь и не болтай!

Данил подскочил к лакею и схватил того за плечо. Потянул сильно, но чернокожий упирался. Его гордое и благородное лицо искривилось в гримасе отвращения и даже чуточку как бы страха.