Александр Лобин - Последний выход

— А это что за соска? Тоже память о подруге? — Спросил Калым, рассматривая записную книжку, подаренную мне Олегом. Я о ней уже успел забыть, так за сутки ни разу и не заглянул. Не дождавшись ответа, он выбросил в угол и этот прибор.

— Что-то ты неразговорчивый, Ботаник. То все байки травил, молодежь просвещал, а тут прямо слова сказать не хочешь. Ну попробуй. Может, скажешь что-нибудь такое, что я тебя убивать передумаю?

— Зачем ты Боцмана зарезал, урод?

— А надоел он мне. Я ему как человеку предложил вместе поработать, а он меня послал. — Урода он проигнорировал. И вообще был неприлично спокоен и даже вежлив, что на него прежнего вовсе не было похоже. Видимо, Калым был из тех, кто психует и в морду лезет только в нормальном состоянии, а настоящие подлянки делает без внешних эффектов и как бы шутя. Как он Чувака-то? Раз — и нет второго претендента на костюм и «винторез»…

— Ладно уж. — Калым отбросил окурок и пошевелил плечами, разминаясь. — Секреты твои мне нахрен не нужны, личных претензий к тебе у меня нет — мне ж на тебя с самого начала было насрать, иначе хрен бы ты живым ушел… Опять таки — ты мне, можно сказать, обратный билет принес… Будем считать, что бонус заработал. Не стану я тебя на части резать, умри богатым и с красивым — все равно времени нет, чтоб всерьез тобой заняться.

На секунду у меня мелькнула глупая надежда, что он меня возьмет и отпустит: голым, босым, в ночную Припяти, но — живым. Однако, у Калыма на мой счет имелись более интересные планы — он резко двинул кистью и его нож больно врезал мне рукояткой под дых.

— Чего смотришь? Бери! Поиграем напоследок на ножах как с Боцманом.

Я нагнулся и поднял «выкидуху». Клинок сантиметров в одиннадцать. Немного, если учесть, что у Калыма еще один есть, посерьезнее. Кроме того, он был в бронежилете и отличной физической форме. Тогда я перевернул еще теплый труп Чувака и вытащил из его груди второй нож. Взмахнул для пробы, примериваясь в рукоятке и балансу, шагнул в сторону. Голова уже почти не кружилась. Калым, все также продолжая улыбаться сделал шаг вперед, причем оружия пока не доставал. Не дожидаясь его атаки, я прыгнул вперед и ударил обеими руками, целясь одновременно в лицо и бедро. Он ушел назад и ответил ударом ноги. Я отмахнулся лезвием, но попал всего лишь по голенищу.

— А ты, бродяга, вполне ничего! Зря прибеднялся! — весело сказал Калым, доставая из-за пояса третий клинок.

Да, было такое дело. Предлагал он мне когда-то… совместные тренировки. Любитель, однако… Вон как сладострастно глаза заблестели. По слухам, его уволили из армии, точнее, просто не стали продлевать контракт, именно за чрезмерную любовь к таким забавам.

Еще минуту, а может и меньше, мы топтались почти на месте, обмениваясь выпадами. Он был явно сильнее и не спешил кончать свою игру. Я был уже обречен и почти не боялся. Это несколько уравнивало шансы. У меня оставался только один реальный выход: закружить его по комнате и добраться до лежащего на столе «стечкина», но он меня к нему не подпускал. Тогда я плюнул на защиту и сосредоточился на том, чтобы достать его любой ценой.

Я ударил, он блокировал. Он провел нестандартную комбинацию из рубящих ударов, закончив ее уколом в плечо, но я ушел в дальний угол. Дальше отступать было некуда. Калым провел еще несколько быстрых финтов и полоснул меня по левой руке, отчего я выронил «выкидуху», но тоже успел ударить и, кажется, даже куда-то попал — скорее всего, в бронежилет. Бог знает, сколько это могло бы тянуться, но тут на улице раздался шум, кто-то выстрелил дважды из дробовика и мы, не сговариваясь, замерли.

— Черт знает что! Никаких условий для полноценной тренировки. — С досадой сказал мой противник, и по изменившемуся взгляду я понял, что игры кончились.

Так оно и было: он перехватил свой нож обратным хватом и шагнул вперед. Я приготовился к последнему удару, но тут вновь загремели выстрелы, теперь уже прямо в комнате. Калым трижды вздрогнул, отшатнулся в сторону и посмотрел назад. Тогда я бросился вперед и ударил, но напоролся на встречный удар ногой и рухнул на пол. Калым тоже перекатился в сторону, вскочил с ножом в руке, но тут этот придурок Лапоть догадался наконец выстрелить ему в голову. Раз, второй, третий…

Оставшиеся две пули должны были достаться мне и я невольно сжался в комок, как будто это могло защитить от выстрела в упор, но все оказалось еще круче. Лапоть словно забыл о моем существовании, хотя мог бы одним разом стать единственным владельцем спасительного костюма. Остаток обоймы он разрядил все в того же Калыма, затем сменил обойму и продолжил дырявить труп, а когда затвор встал на задержку, начал пинать тело ногами. При этом он выл очень тонко и на одной ноте, как бывает плачут дети, которых не пускают на горку.