Юрий Симоненко - Год 2077-й

— Есть успехи, Борис Михалыч? — войдя в помещение, обратился с порога Иван Кувалда к старику.

Михалыч не ответил, и Кувалда не стал повторять вопроса, а просто уселся на свободный стул, стоявший в углу комнаты перед широким и длинным во всю стену пультом, вытянул гудевшие от многочасовой беготни по Объекту ноги и аккуратно почесал зудевшее под кителем плечо. Минуту спустя старик сказал:

— Есть кое-какие, Ваня… Есть успехи.

— Что, полетит? — сплетя могучие руки на груди, шутливо спросил старика искатель.

— Ракета-то?

— Ну.

— Нет, — покачал седой головой Михалыч, — не полетит. Об этом и речи быть не может… Мы ведь не хотим, чтобы эта дура грохнулась нам самим на голову… или улетела куда-нибудь не туда?

— Куда — не туда?

Старик пожал щуплыми плечами:

— Да хоть к тем же пендосам…

— Не. К пендосам не надо, — добродушно улыбнулся в бороду Кувалда. — Если сегодня в Америках какие пендосы и живут, это уже не те пендосы, что шестьдесят лет назад были.

— Вот-вот, — подтвердил Михалыч. — Сделать так, чтобы дура эта полетела точно в Ростов я не смогу. Да и, если честно, не хотелось бы мне этого, Ваня…

Кувалда на пацифистское признание хакера Михалыча лишь хмыкнул, почесал в бороде и посмотрел на хакерскую внучку.

— А ты что думаешь, Женя? — вдруг спросил он девчонку. — Запустила бы ракету по фашистам, если бы могла?

Женька, сидевшая тихо и с серьезным видом выполнявшая какую-то понятную только ей и ее деду компьютерную работу, вдруг вздрогнула, быстро взглянула на рыжего бородатого детину.

— Да ты не стесняйся, дочка, — добро улыбнулся ей Кувалда. — Мне правда интересно мнение молодежи.

Девчонка посмотрела на деда, — дед коротко кивнул, — после чего снова, уже смелее посмотрела своими большими серыми глазами на «главного искателя», как Кувалду все чаще звали за глаза, ответила:

— Нет. Нельзя так. Что мы, звери какие? Фашисты небось для того самого и искали бункер этот… чтобы потом ракетами из него стрелять по тем, кто им отпор даст… по таким, как мы — вольным людям, не выродкам! — Последние слова она произнесла громче, с отчетливым укором в голосе. Замолчала.

— Что ж, — снова улыбнулся Кувалда, глядя на девчонку. — Позиция твоя, девонька, правильная и неправильная одновременно.

— Это как? — Женя посмотрела на искателя недоверчиво.

Кувалда хмыкнул, снова почесал заживающую рану на плече, подобрал ноги и потянулся рукой к нагрудному карману, где у него был кисет с табаком, коснулся клапана, но доставать кисет не стал. Даже сидевший здесь практически безвылазно пятый день Михалыч ходил дымить на лестничную площадку в вентиляционную шахту рядом с неработающим лифтом. Убрав руку от кармана и положив могучие ладони на широко расставленные колени, искатель заговорил:

— Вот смотри. Война была в каком году?

— В девятнадцатом…

— Верно. В девятнадцатом, — качнул короткостриженой рыжей головой искатель. Голова у него была крупная, подстать остальному телу, высокому, широкому и сложенному, как казалось окружающим, из одних мускул. — А оружие, которым весь наш мир разнесли в труху, ядерное оружие появилось за семьдесят лет до того… за семьдесят четыре года, если точнее… В сорок пятом году прошлого века, у пендосов. И пендосы его сразу же применили. Вам ведь про это в школе рассказывали?

— Да, — ответила Женька. — И дедушка тоже рассказывал.

— Так вот… Сделали, значит, пендосы три бомбы тогда. Одну взорвали на полигоне… испытали, как она взрывается… а другие две скинули на японцев… Месяца не прошло после испытания. Шандарахнули сначала один город, посмотрели, как оно на людях сработало?.. а через три дня ударили по другому… уже зная, какие будут последствия… — Кувалда опять почесал раненое плечо. — Почему, как думаешь, пендосы это сделали?

— Чтобы победить в войне с Японией?

— В войне они итак побеждали, — покачал головой искатель. — Это был сигнал всему миру, и в особенности Советскому Союзу, который весной того же года одержал победу над фашистской Германией… сигнал, что Америка теперь в мире главная, что у Америки есть оружие, способное уничтожать целые города. И вот, принялись тогда пендосы взрывать по всему миру свои бомбы… Одну, другую, третью… Пять или шесть штук взорвали, пока в СССР создавали свою атомную бомбу. А как Союз рванул свою… на полигоне, а не как американские вурдалаки… сначала атомную, а потом водородную, так пендосы и попритихли. До самого девятнадцатого года не осмеливались ядерное оружие применять… Но к девятнадцатому году СССР уже не было, тридцать лет как не было, а была Россия, в которой фашистам памятники ставили… Другим фашистам, не Гитлеру с Муссолини, а Солженицыну, Ильину, Колчаку… — Кувалда помолчал, задумавшись. Михалыч, смотревший в это время на экран своего ноутбука, коротко взглянул на искателя и вернулся к экрану. Женька с вниманием ждала продолжения. — В Новороссийске есть памятник… — продолжил наконец Кувалда. — Называется «Исход»… стоит на набережной… чуть-чуть оплавился с одного боку, но несильно, и табличка есть… Значит, поставили этот памятник за пять лет перед Войной в честь бело-фашистов и буржуёв, которые драпали из Новороссийска на английских кораблях в двадцатом году прошлого века. У беглецов тех руки по локоть в крови были. Истребляли они простой народ нещадно за то, что народ этот у них землю и заводы в семнадцатом году забрал и отдавать не желал. Не хотел народ назад под ярмо, под кнут, под барина и буржуя… А когда народ собрался в Красную Армию и навалял бывшим господам, господа побежали как крысы от пожара… И вот тем крысам новая российская власть и поставила памятник. Тут в посёлке, — Кувалда кивнул куда-то в потолок, — даже несколько улиц переименовали в честь некоторых особо отличившихся в гражданскую деятелей, что улепётывали тогда из Советской России… И таких памятников по всем странам, что появились после уничтожения Советского Союза, понаставили много. Памятников всякой мрази. И города переименовали, и улицы… Ленинград стал Санкт-Петербургом, Свердловск — Екатеринбургом, Краснодар — Екатеринодаром, Кропоткин — Романовым… Так вот, пришли в России перед Войной к власти те же фашисты. Назывались они либералами, демократами, православными монархистами, патриотами и всяко разно, но по сути своей, по делам были самыми настоящими фашистами. Оружие, что досталось им от СССР, позволяло некоторое время выё… — Кувалда осекся, глянув на внимательно слушавшую его девчонку, — …в общем, важничать. Но важничанье это было важничаньем зарвавшегося холуя перед вчерашним хозяином, которого хозяин ни за что не станет признавать за равного. Это ведь они СССР и уничтожили, а потом, в девяностые годы да в нулевые бегали шавками перед пендосскими да перед европейскими буржуя́ми, деньги и золото в иностранные банки вывозили, домá за границей покупали… а к народу относились как те сволочи, которым памятник в Новороссийске — как к быдлу и грязи. Но время шло, вчерашние холуи захотели стать настоящими господами и стали борзеть, стали бряцать оружием как раньше бряцали одни пендосы. И добряцались…