Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Ты не представляешь насколько долго, — с грустной улыбкой ответила Полынь. — И мы не должны, но умираем вместе с тем, с кем связаны навсегда. С возлюбленным.

Она посмотрела ему в глаза. Личико лесавки стало печальным, но даже в печали оно было красиво и притягательно как никогда. Юре показалось, что, еще секунда и Полынь потянется к нему с поцелуем. Ее поза, участившееся дыхание, и плеснувшая в него волна энергии, все выдавало ее желание. Но помедлив, она резко отвернулась.

— Это место силы, — тихо объяснила лесавка, обнимая ствол. — Делай как я. Да не стой же ты. Иван ждет. Он и так зол.

— Я не заметил, — удивился Юра, прижимаясь к мягкому мху, что покрывал собою львиную долю ствола.

— Мы для него обуза, — вздохнула она. — Мы его задерживаем. Но он это держит глубоко в себе. Поэтому давай пополним запас сил, и поскорей вернемся.

— Давай, — задумчиво ответил парень. — Но как?

— Расслабься, и повторяй за мной, слово в слово…

Порывшись в рюкзаке, мастер извлек из него очередной флакон колдовского зелья. Его янтарное свечение, притягивало взгляд, переливалось и искрилось за тонким стеклом. Иван замер отрешенно смотря на лежащий, на раскрытой ладони флакон. Его лицо все больше мрачнело. Цветные разводы сходящих синяков, стали выразительнее на хмуром лице, а серые глаза утратили блеск и замерли в одном положении. Он отстранился от мира и не слышал тихий разговор, устроивших помывку колдуний.

Решив использовать остановку по максимуму, они сбросили запыленную одежду, и, укрывшись от Ивана за бортом мотовоза стали смывать с себя пот, пыль и чужую кровь.

От холодного ветра смуглокожая Вера покрылась гусиной кожей, а белокожая, будто никогда не загоравшая Настя стала белее прежнего.

— Постираться бы, — вздохнула Вера, смотря на сложенную в сторонке, пыльную одежду.

— Ты что, совсем меня не слушаешь? — повысила голос Настя.

— Насть, — наливая воду из бадьи в ладони подруге, пыталась успокоить ее колдунья, — да обойдется все. Не дергайся ты так. Все будет хорошо.

— А если нет? — фыркнула девушка и с остервенением в который раз стала умываться. — Если я заразилась? Мало того, что на лицо, так брызги крови в рот попали. Ты понимаешь, — зло прошипела Настя, снова подставив сложенные ладони под холодную струю. — Это прямой путь к заражению.

— Ну, я не знаю, — вздохнула Вера, пытаясь найти утешающие слова. — Может это вовсе и не вирус. Митрофан ничего не обнаружил. А этот въедливый жук в своих изысканиях был педантичен и кропотлив. Он-то обязательно нашел бы причину, с его то лабораторией.

— А язвы? — растирая докрасна, лицо грубым полотенцем, пробубнила сквозь плотную ткань Настя. — Язвы у бешенных, это ведь признак инфекции. Что теперь делать? Я боюсь. Иван может… да что там, он обязательно решит, что я опасна. Возьмет, и вон из своего страшного дробовика отстрелит мне башку. — Она отняла от лица полотенце и полными страха глазами посмотрела на подругу. — Мне страшно, Вера.

— Иван не такой.

— Посмотри на него, — указала Настя на напряженную спину мастера. — О чем он так напряженно думает? Может он как раз сейчас решает: сразу меня застрелить, или подождать пока проявится зараза.

— Перестань параноить, — строго сказала Вера. — Он еще ничего не знает. И думает он сейчас не о тебе, не обо мне, и не о Полыни, это уж будь уверена.

Из придорожных зарослей появилась лесавка, а вслед за ней, запыхавшийся, но порозовевший и полный сил подмастерье.

Вера, мышкой шмыгнула дальше за борт, а замешкавшаяся Настя дала достаточно подробно рассмотреть парню себя во всей красе. Без малейшего стеснения она подхватила свою одежду и без особой спешки присоединилась к подруге.

Юра оценил. Мешковатый камзол Насти, скрывал достаточно аппетитные, гармоничные формы. Оценил и тут же забыл, переключившись на разговор с Полынью.

— Красивый у вас язык, — говорил он в спину Полыни, — но трудно выговариваемый.

— Это не наш, а ваш язык, — не поворачиваясь, отвечала она. — Просто он настолько древний, что люди его забыли, и даже не знают, что такой, когда-то существовал. В тонком плане нам вообще слова не нужны, а в вашем мире, чтобы общаться, приходится извлекать звуки вот мы, и пользуемся всеобщим, древним языком.

— Почему всеобщим?

— Потому, — остановившись у мотовоза, отвечала она. — Я помню те времена, когда на этом языке говорили повсеместно. И здесь, и за морем, и даже за океаном. Потом люди стали к нему примешивать более короткие, грубые слова, которыми заменяли для удобства старые, и так постепенно он исчез. Он растворился, потерялся в бездушной смеси новых языков, а те немногие слова что остались, переиначили, исковеркали, и окончательно лишили силы и смысла.