Василий Криптонов - Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры

Я положил отросток на край стола, стараясь не задеть ничего из разложенных на нем инструментов непонятного назначения. Джеронимо тем временем быстро перемещался по лаборатории, нюхая пробирки. Вероника как бы невзначай встала между ним и Мышонком, сложив руки на груди.

– Что конкретно ты собрался делать? – спросила она брата.

– Самогон, – отозвался тот. – Хлопнем грамм по двести – и айда с триффидами драться.

Мышонок снова хихикнула, и Вероника, повернувшись, смерила ее взглядом. Когда же посмотрела на меня, я постарался изобразить на лице печать безоговорочной аскезы.

Дверь распахнулась, впустив командира, бородача и двух женщин.

– Молодой человек! – Бородач шагнул к Джеронимо. – Я ценю ваш энтузиазм, но мы исследовали триффидов вдоль и поперек, и если бы была хоть какая-то…

– Живых? – перебил Джеронимо, даже не прервав инспектирования лаборатории.

– Что? Ну… Нет, – замялся бородач. – Но какая разница?

– Вероника, если тебя не затруднит, покажи ему разницу между живым и мертвым.

Вероника только поморщилась, а бородач поспешил сменить тему:

– Хорошо, дело ваше, теряйте время, если угодно. С чего вам хотелось бы начать?

– С того, чтобы вас отсюда убрать. Давайте-давайте, валите, всех касается. Оставьте нас с Фредди одних.

Не то так совпало, не то триффид начал реагировать на голос Джеронимо, но в этот момент он энергично закивал подсолнухом. А я заинтересованно посмотрел на черные семечки, зреющие в нем…

– Это исключено! – провозгласил бородач.

– А ну, повтори? – Командир направил гарпун на бородача, из коридора послышались щелчки затворов.

– Я? Ну, в смысле, э-э-э, – побледнел бородач. – Я имею в виду, вам ведь понадобится ассистент.

Джеронимо остановился, барабаня пальцами по столу. Триффид в ответ тоже начал колотить друг о друга какими-то отросточками. Интересная, черт побери, тварь…

– Резонно, – кивнул Джеронимо. – Пусть останется самая симпатичная. Ты! – Он указал на Мышонка.

Девушка лихо перескочила из-за спины Вероники за стол, к Джеронимо, и гордо выпрямилась. Едва на голову его выше.

– Алена совсем неопытная, – возражал бородач. – Она с нами меньше года. Ангелина гораздо лучше разбирается в реактивах, а коэффициент интеллекта Марии…

– Уважаемый, – вздохнул Джеронимо, – давайте смотреть правде в глаза. Моего интеллекта хватит на десяток таких, как вы. Мне здесь не нужны чужие мозги. Мне нужна милая девочка, способная выполнять несложные поручения и создавать непринужденную интимную атмосферу. Алена остается, остальные – на выход.

Командир помог упирающемуся персоналу покинуть лабораторию. Вероника продолжала стоять со сложенными на груди руками и холодно смотреть на невозмутимую Мышонку. Или, вернее, Аленку.

– Вас обоих тоже касается, – заметил Джеронимо. – Идите, прогуляйтесь, подержитесь за ручки… Эй, Николас! А ну, прекрати лущить экземпляр!

Я виновато спрятал руки за спину.

– Я лучше тут подожду, – процедила сквозь зубы Вероника.

– Нет, не лучше. Я хочу полностью погрузиться в исследования, для чего мне понадобится тотальная концентрация…

– Догадываюсь, куда ты «погрузиться» хочешь, – перебила Вероника. – Совсем стыд потерял? Тебе четырнадцать лет! Или смени ассистентку, или я никуда не уйду.

Джеронимо опустил голову с тяжелым вздохом, а когда поднял, на губах почему-то играла улыбка.

– Допустим, ты права, – сказал он. – Что с того? Мне, как и тебе, кстати, жить осталось чуть больше полусуток. Хочешь провести это время, защищая мою невинность? Тебе не кажется, что всем нам пора крикнуть: «Hakuna matata!» и провести оставшееся время с удовольствием? Сделай одолжение, сестра, иди и живи своей жизнью. Дай мне спокойно работать, потому что только от меня сейчас еще может быть хоть какая-то польза.

Командир оставался неподалеку, с пониманием отнесясь к моему желанию побыть в одиночестве. Я подошел к воняющему порохом и гарью бронетранспортеру. Труп Педро каким-то образом выковыряли. Впрочем, я довольно быстро понял, каким – рядом оказался покореженный домкрат. Видимо, один из многих.

От гусеницы начинался меловой контур, обозначающий нижнюю половину великого поэта. Грустное зрелище, даже в полутьме. Я предпочел усесться на противоположной, ярко освещенной стороне транспортера.

Одного прикосновения к корпусу хватило, чтобы понять: машина мертва. Куда мертвее, чем был я большую часть жизни. Чертовски жаль. Так хотелось еще разок испытать силы… Но когда я коснулся ладонью брони и прикрыл глаза, концентрируясь, внутри машины что-то щелкнуло и надломилось. Я отдернул руку. Хватит глумиться над трупами. Это слишком даже для меня.