Мне понадобилось всего сорок три широких шага. Уже на полпути я заметил, что на человеке такой же комбинезон, как на мне, только вывернутый наизнанку, оранжевой стороной вверх. Перчаток нет, капюшона и маски – тоже. Человек обладал аккуратно подстриженной бородкой и усами, да и в целом являлся покойным доном Риверосом, моим отцом. А на снегу перед ним стояла загадочная конструкция из двух взаимопроникающих пластиковых бутылок.
Я остановился у самого костра и наблюдал, как отец осуществляет сложную манипуляцию с фольгой, бутылкой и зажигалкой. В результате его действий та бутылка, что поуже, наполнилась густым дымом. Папа убрал фольгу, приник к горлышку и залпом вдохнул все. Я заметил, что в нижней бутылке, той, что со срезанной верхушкой, поплескивает вода.
– Ах, сынок! – сиплым голосом начал отец, выпуская дым. – Ну что за радость – вновь видеть тебя!
– Мне тоже очень приятно. – Я сел на снег, по примеру отца. Приподнял, а потом и вовсе снял маску. Дышалось легко, а костер давал достаточно света.
Папа, глядя на меня, хмуро покачал головой.
– А ты все тот же, ничуть не изменился.
– С нашего последнего разговора едва три дня прошло.
– Мог бы всплакнуть и выразить сочувствие покойному отцу.
– Ты сидишь без маски у костра и дуешь план. Что ж, если угодно – соболезную.
Папа хитро улыбнулся и, погрозив мне пальцем (мол: «А, понял, ни слова больше!»), принялся «заряжать» свою конструкцию по-новой.
– Ну и как там, за гранью? – поинтересовался я.
– Спокойно, – откликнулся отец. – Тебе бы понравилось. Нет, правда. В фильмах и книгах обычно духи таинственно отмалчиваются, или изрекают философскую муть. Но я, честно говоря, просто сижу в небольшой комнатке с надписью на стене: «Who cares?»
– И мама там же?
– Нет. Но девок можно вызвать в любой момент. Или ты правда о матери волнуешься?
– Нет, – усмехнулся я. – О твоей репродуктивной функции.
Отец потянул вверх бутылку, и она наполнилась дымом оранжевого цвета, со сполохами молний.
– Вот это тяга! – прошептал он. – Никки, немедленно хапни эту банку.
– Спасибо, я…
– Никки, я – твой отец, и это – моя последняя воля. Тяни свою рожу сюда и хапани банку.
Наверное, я мог бы отказаться, надеть маску и просто уйти. Но за всю жизнь я ни разу не ослушался отца. Он убрал дырявую прогоревшую фольгу, и я, приникнув губами к горлышку, опустил голову, вдыхая дым.
– Держи! – крикнул отец, колотя себя по груди. – Надо держать! Ни капли мимо!
Легкие драло, голова кружилась, тошнота сводила с ума, и я выпустил дым наружу. Тут же начался кашель, слезы выступили.
– Знаешь, зачем я заставил тебя это сделать? – прозвучал голос отца.
– Нет, – просипел я.
– Чтобы ты понял: наркотики – это не ответ.
Я трижды сплюнул в снег, жалея, что нет смысла вызывать рвоту. Эта дрянь уже впитывалась в кровь через легкие.
– Вот спасибо! – простонал я. – А беседа о безопасном сексе будет?
– Непременно, в следующий раз.
– Тогда захвати с собой одну из тех девок.
– О, Николас! – Отец, судя по голосу, поморщился. – Они же все мертвые.
Я, наконец, справился со своим организмом. В голове все еще шумело, но я смог сесть и посмотреть в глаза отцу.
– А теперь серьезно. К чему этот цирк? Зачем ты пришел?
Отец улыбнулся.
– Who cares? – спросилон.
– Me.
– Really care?
– Говори уже по-русски, – попросил я. – Или хотя бы по-испански.
– Я хочу, чтобы ты ощутил разницу, – сказал папа. – Наркотик может скрасить мгновение. Скоро тебе станет легко и весело, и ты поймешь, о чем я. Но наркотик не заставляет тебя вставать утром с постели. И уж тем более не заставляет жить. Он просто искажает твое восприятие действительности и подавляет когнитивные способности…
– Папа, – перебил я. – Сегодня я употребил наркотик впервые в жизни. Ты что, издеваешься?
– Нет, сынок. Ты – наркоман со стажем.
Тут мне стало интересно, и я хихикнул. Без всякой связи.
– Для тебя каждый встречный человек – такая вот банка. – Отец ткнул пальцем в свое наркоманское устройство. – Ты жжешь человека до тех пор, пока не соберется достаточно дыма, вдыхаешь его и уходишь. Потому и мать перестала с тобой общаться. Мне она так и сказала: «Он выпил меня до дна». Сперва я подумал, что ты до семи лет сосал сиську, но потом до меня дошло.
Мне стало грустно, а в груди клокотало веселье. Что за дурацкий контраст? Я стукнул себя по груди, по голове, потом представил, как выгляжу со стороны и зашелся от смеха.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу