Георгий Старков - Дневник Кати Громовой

Ты не представляешь, Дневник, как я рада была это слышать. Сидя в своей глухой норке на краю города, я навоображала себе всяких ужасов, а всё оказалось намного лучше.

Сергей сказал, чтобы мы были поосторожнее с ружьями, потому что военные запрещают носить оружие гражданским, и нас могут запросто арестовать. Марта хотела сразу бросить своё ружьё, но я остановила её, потому что всё равно боялась. Вообще, конечно, зря — когда мы дошли до Дзержинского, нас сразу остановили. Там стояла военная машина. Как солдаты увидели нас, стали кричать, чтобы мы бросили ружья. Мы сделали это, и только после этого нам разрешили подойти.

Сначала нас повезли в Дом печати. Я там впервые за последние недели увидела электрический свет. Нас долго допрашивали, причём самое утомительное было то, что приходилось рассказывать одно и то же несколько раз: как только мы с Мартой заканчивали рассказывать свою историю одному человеку, заходил другой и тоже требовал объяснить, откуда мы взялись, и так по кругу. В конце концов, нам выдали «удостоверение» — это такая синенькая бумага с фотографией, именем и возрастом. Нам сказали всегда носить его с собой и показывать по первому требованию, это теперь у нас вместо паспорта. Потом нас с Мартой отвезли в школу-интернат № 7 и выделили там одну комнату на двоих. «Ждите распределения на работу, — сказал человек, который привёз нас в интернат. — Людей осталось мало, а работы, сами понимаете, навалом. Так что никто у нас не сидит без дела».

В интернате был свет, хотя лампы светили тускло. Батареи были тёплыми, но в здании всё равно было холодновато. В столовке, когда мы показали удостоверение, нам выдали еду — тефтели с рисом, чёрный хлеб и масло. После ужина мы с Мартой походили по этажам. Ни с кем познакомиться не удалось — все суетились. В принципе, если они привозят сюда всех «новеньких», это логично. Поэтому мы вернулись в свою комнату, там поболтали немного и быстро легли спать — за день успели напереживаться и устать.

Вчера утром сразу после завтрака (манная каша, хлеб, сгущёнка) по громкой связи объявили, чтобы все, недавно получившие удостоверения, собрались в актовом зале. Таких оказалось около десяти человек. В зале были врачи и военные, стояли кабинки для осмотра. Врачу опять пришлось рассказать о том, когда я болела ГЧ, как проходила болезнь, как умерли мои родственники, а потом он осматривал оставшуюся на теле сыпь и что-то записывал. Как я поняла с его слов, среди живых нет ни одного, кто не перенёс ГЧ до второй волны — КС выкосила всех. Потом со мной разговаривал лысый военный. Он представлялся мне, но я забыла его фамилию — какая-то длинная. Зато запомнила, что он капитан по званию. И этот капитан спрашивал меня, что я умею делать, где раньше работала и т. д. Я честно сказала, что нигде не работала, только поступила в редакцию газеты перед тем, как заболеть чумой, но так не проработала там ни дня. Узнав, что я умею работать с компьютером, капитан сказал, что это хорошо — буду помощницей при штабе, там как раз много работы с документами. Он выписал мне направление на работу и сказал, что мне нужно ехать обратно в Дом печати и зайти с этой бумагой в 202-й кабинет — там мне всё объяснят. Я, конечно, не стала сразу уезжать, а подождала Марту. Её распределили в «пищевой блок», хотя почему именно туда, я не поняла: поваром она раньше не работала. Ей нужно было идти в комбинат питания на Гвардейской. Так что нам пришлось разделиться, но мы пообещали друг другу вернуться во двор интерната вечером и там встретиться.

Я хотела пойти в Дом печати пешком — он находится не так далеко от интерната. Но когда я хотела выйти из двора, часовой у ворот спросил, куда я иду. Он посоветовал мне подождать десять минут и поехать в Дом печати на машине, потому что туда как раз собираются отвезти вещи и документы. В итоге я поехала с ними. По пути заметила, что в центре трупов на улицах нет. Военные мне объяснили, что есть отряды, которые убирают мертвецов с улиц и квартир и отвозят их за город, где закапывают в больших могилах. Нужно успеть убрать большинство трупов в городе до конца зимы, иначе они начнут гнить на тепле, и дышать в городе станет невозможно.

В Доме печати посмотрели на моё направление и отправили меня в отдел регистрации и учёта на пятом этаже, сделав приписку на удостоверении, что я здесь буду работать. Это было удивительно: после месяца темноты и холода я вдруг попала в настоящий офис! Тут есть электричество (не слабое, как в интернате, а настоящее), и компьютеры, и принтеры, и батареи работают на всю мощь… Впрочем, мне сразу сказали, что ТЭЦ и котельные работают в режиме очень строгой экономии, так что в Доме печати можно рассчитывать на такой рай, потому что здесь военные сосредоточили почти всё управление городом. Есть ещё несколько зданий, куда дают свет и тепло, но там всё по минимуму.