Ник Никсон - Жажда. Тёмная вода [СИ]

Ольга обняла мужа со спины. Он почувствовал на шее ее горячее дыхание.

— Как бы я хотела пойти с тобой.

Кобальт обернулся и поцеловал ее.

— Ты нужна им здесь.

— Сейчас я чувствую, что нужна тебе и Локусу.

Он вдруг вспомнил их первое настоящее свидание в убежище много лет назад. Мест для уединения там не было, поэтому Кобальт устроил ужин из консервов с тушенкой и шпинатом в электрощитовой. Столик соорудил из канистр с топливом и доски для письма. Из — за работающего электрогенератора было очень шумно, поэтому они говорили друг другу на ухо. Ольга стала его обезболивающим, а он для нее покалеченным ребенком, за которым необходимо ухаживать. Оба и подумать не могли, что их отношения из взаимовыгодного сотрудничества перерастут в нечто настоящее, большое, ценное.

— Я не смогу сосредоточиться, если буду думать о вас обоих. Если с тобой что — нибудь случится, я не прощу себя никогда.

Она вдруг заплакала.

— Мне так страшно.

— Все будет хорошо.

— Я боялась, что утром тебя заберут, и я больше никогда тебя не увижу. Я придумала план, как не пустить тебя. Не хочу вспоминать, он дурацкий, но ничего другого мне не пришло в голову. А когда ты вернулся сегодня и сказал, что не сдашься, я так обрадовалась. Я больше не приму и мысли, что ты можешь погибнуть.

— Я не умру. У меня есть план.

Ольга посмотрела на него внимательно, будто искала какой — то изъян.

— Ты изменился. Я вижу, что — то случилось. Пожалуйста, расскажи мне.

— Оль, — Кобальт сделал паузу. — Юлька жива.

— Что?

— Ты представляешь? Все это время я гадал, добралась ли она до самолета, долетела ли. Это не давало мне покоя. А теперь я точно знаю, что с ней все в порядке.

— Откуда?

Он взглянул на спящего Локуса.

— Он сказал. Юлька живет на Кавказе и у нее своя семья. Я дедушка, представляешь? До сих пор не могу свыкнуться с этой мыслью. Но главное, я чувствую такое облегчение, я готов горы свернуть ради нее.

Ольга молча отошла к прикроватному столику, взглянула в зеркало. Вытерев слезы, посмотрела на мужа через отражение.

— Поэтому ты сказал им про Кавказ.

— Когда у меня будет вода, я поеду к ней, даже если остальные решат по — другому.

Она перевела уставший взгляд на Локуса. Мальчик крепко спал, едва слышно посапывал.

— Ты же поедешь со мной? — спросил Кобальт.

Она молчала.

— Оль? Что с тобой?

Он подошел к ней. Она обернулась, глаза ее смотрели в сторону.

— Я просто не хочу, чтобы ты снова строил пустые надежды. Вспомни, чем это однажды закончилось. Тогда я едва вытащила тебя с того света. Еще раз я это не перенесу.

— Этого не повторится, — сказал он, положив ей руки на плечи. — На этот раз я точно знаю, что она жива.

— А вдруг он ошибся?

— Не ошибся. Я чувствую.

Она скептично вздохнула.

— Пойми, мне нужно это, — сказал он. — Нужно верить, что она жива, только так я могу дышать дальше, могу делать то, что делаю.

Она кивнула, обняла его крепко, сказала на ухо:

— Я отправлюсь с тобой куда угодно.

— Не представляешь, как я счастлив слышать это.

Она перевела взгляд на мальчика.

— Его надо будить.

— Пусть поспит еще немного. Я хочу побыть с тобой.

Снаружи послышался шум. Они подошли к окну, Ольга раздвинула шторы. Через дорогу на площади разместилось уже не меньше десятка машин Гортранса, и подкрепление продолжало прибывать. С громким тарахтением подъехали два БТРа, дюжина вооруженных дружинников спрыгнула с брони на землю.

— Кто это? — спросила Ольга.

К зданию Мида шел человек. Перейдя ров по мостику, остановился в нескольких метрах от первого дозорного поста.

— Кобальт! — заорал он, задрав голову. — Если не выйдешь, я войду сам. Мужики не прикрываются женщинами и детьми!

— Ты знаешь его? — спросила Ольга.

— Воевода Суворова. Мелкий пакостник и насильник.

Воевода спустил штаны и повертел членом.

— Ты слышишь, меня, ссыкло? Выходи!

— Не могу поверить, что Витька связался с такими людьми, — с отвращением сказала Ольга. — Может быть, его держат в плену?

— Я все видел, Оль, собственными глазами. Ему с ними нравится.

— Эти стены тебя не спасут! — орал воевода. — Я буду стрелять по каждому окну, пока ты сам не выползешь! — он демонстративно тыкал на окна. — Решай, что тебе дорого, твоя жизнь или жизни людей!

— Все равно не могу поверить. Он был таким хорошим ребенком, так любил Мид, всегда помогал, когда я просила. Должно быть, кто — то плохо повлиял на него, он бы сам никогда не пошел на такое.