Ник Никсон - Жажда. Тёмная вода [СИ]

— Локус, ты меня слышишь?

С его лица исчезла болезненная бледнота.

— Кто вы? — спросил он, открыв глаза.

— Я Профессор Игнатов. Ты можешь называть меня Владимиром Ивановичем.

— Это, правда, вы? — воскликнул Локус.

— Правда. Мы с твоим папой были друзьями. Я так рад тебя видеть.

Локус перевел взгляд на Грудинина.

— Это он, — подтвердил фокусник.

— Вы поможете мне? — спросил мальчик.

— Конечно. Тебе потребуется время для полного восстановления, ты был слаб…

— Я не это имел в виду.

Локус приподнялся на локтях.

— Папа сказал, вы мне поможете. Поэтому я и пришел.

Игнатов с настороженностью покосился на Грудинина, в его взгляде был немой вопрос.

— Чем я могу помочь тебе?

Локус заплакал и сквозь слезы выговорил:

— Заставьте их замолчать.

— Кого? — удивился профессор.

— Их! Папа говорил, я болен, и только вы можете меня вылечить. Пожалуйста, помогите. Я больше не хочу слышать их, не хочу постоянно бояться.

Игнатов обнял мальчика, тот положил голову ему на плечо.

— Я обязательно тебе помогу, мы справимся вместе. Теперь ты здесь, и это главное.

Локус вдруг резко отпрянул от него.

— Вы хотите меня разрезать?

— Что? — удивился Игнатов.

— Вы об этом подумали. Почему вы так захотели?

У профессора на лице отобразилось смесь удивления и восхищения.

— Невероятно. Новая адаптация в первом поколении. Что еще ты умеешь? Расскажи мне.

— Я слышу мысли, иногда вижу то, что происходило раньше.

— Ты слышишь не только мысли людей, верно?

Локус кивнул.

— Вы сможете меня вылечить? Папа пытался мне помочь, пытался найти лекарство, но заболел и больше не мог работать. У нас кончилась вода. Он боялся, что, если я останусь один, то умру. Тогда он велел найти вас, потому что только вы сможете помочь. И если вы считаете, что меня надо разрезать, чтобы заставить их замолчать, я готов.

Локус послушно лег на кровать.

— Мальчик мой, — с трепетом воскликнул Игнатов. — Конечно, я помогу тебе, мы найдем лекарство от твоей болезни.

— Обещаете?

— Конечно. Ты только отдыхай, набирайся сил, я принесу тебе поесть.

Игнатов жестом указал Грудинину — на выход. В соседнем кабинете профессор вытащил из ящика какие — то лекарства в запечатанных колбах.

— Что это? — спросил Грудинин.

— Седатив. Он уменьшит его мозговую активность.

— Вы хотите его усыпить?

— Он опасен для нас. Пока он не научится контролировать свои силы, его возможности нужно подавлять.

Грудинин встал напротив профессора.

— Постойте, он не один из ваших подопытных. Он живой человек.

— Он не человек! — твердо сказал Игнатов. Затем отдышался и заговорил спокойней. — Неважно, что он выглядит, как мы и говорит на нашем языке. У него гораздо больше общего с темноводными, чем с людьми. Пока он еще юн и не совсем понимает своего потенциала, нужно использовать эту возможность, чтобы приспособить его к жизни с нами.

— То есть приручить, — догадался Грудинин. — Так же как вы приручили тех тварей внизу. Тоже наденете ему ошейник и посадите в клетку? Вы же обещали ему помочь.

— Как вы не понимаете? Алмазов внушил ему идею о болезни, чтобы защитить его. Я уверен, он тоже подавлял его мозговую активность. Локус не болен, ему не нужна помощь. Помощь нужна нам. И защита от него.

— Нет, — Грудинин указал взглядом на шприц. — Я вам не позволю.

— Какой же вы идиот.

— Вы не сможете обуздать его, пичкая этой гадостью. Ему нужна семья и любящие люди. Он добрый мальчик, я это знаю. Он боится, ему нужно помочь справится со страхами.

— Есть звери, которых нельзя приручить. Я знаю это. Я испробовал все способы, и ничего не сумел добиться. Теперь я понимаю почему. Они видят нас насквозь. Ошейник — единственный способ.

Игнатов набрал лекарство в шприц.

Включилась звуковая тревога.

— Что это? — спросил Грудинин.

— Вторжение. Мне нужно в центр наблюдения, — профессор убрал шприц в карман. — Присмотрите за ним, я скоро вернусь.

Грудинин не обнаружил Локуса в медицинском блоке. Мальчик находился в помещении с заспиртованными тварями. Смотрел на мертвые тела внутри стеклянных колб и плакал.

— Он обманул. Я не болен, так ведь? — спросил Локус с ненавистью в голосе.

— Нет. Ты здоров. Просто ты другой.

Из каждой колбы на них смотрели застывшие в агонии заспиртованные морды.

— Они боялись его, умоляли отпустить. Он мучил их, а потом убил. Это он — тварь.

— Я не позволю ему сделать то же с тобой.