Кларинда - Штамм «Ратоньера»

Разумеется, не все покидали родные места. И на экваторе, и в умеренных широтах, и на суровом севере люди оставались там, где жили тысячелетиями, где налет цивилизации соскабливался так легко, где поколения сменялись, не замечая хода времени, и где исчезновение человечества было не непредставимым ужасом, а закономерностью. Единение с природой позволяло уйти спокойно и бесстрашно, потушив огонь и закрыв за собой двери бытия.

Поезд подошел к станции чуть позже означенного времени. Максим наблюдал издали за толпой пассажиров, наконец, увидел, как вышла из вагона Лиза. Ее встретили родные, но он не уходил со своего поста, пока они не сели в автомобиль и не уехали благополучно. Впрочем, благополучно ли? Сейчас не знаешь, что с тобой самим случится через минуту. Или это мать накрутила, каждый день повторяя о дурных предчувствиях. Если бы она еще не пила… Анжела пыталась обвинить его, объясняя, что пьет, потому что он не захотел поступать в институт. Опекунские деньги перестали выплачивать, когда Максиму исполнилось восемнадцать, мать все равно настаивала, чтобы он учился дальше, весомых доводов она придумать не могла, все ее неубедительные «так надо» разбивались об его упорное «зачем?» Студентов, помимо всего прочего, еще и ежемесячно проверяли репродуктологи, постоянно подвергаться неприятной и унизительной процедуре не хотелось страшно. Пользы от нее все равно не было.

С образованием творилось не пойми что, практически все оно стало платным. Медицина и высокие технологии пользовались спросом, что-то же было никому не нужно. За бортом уже остались миллионы учителей, специалистов по детским болезням, производителей детской одежды и питания… Кто-то успел переориентироваться, но большинство ниш было занято, не только рабочих рук, но и потребителей становилось все меньше, а многих произведенных товаров человечеству хватило бы если не до конца своего существования, то до середины точно. Материальную помощь выплачивали — куда теперь было девать деньги? — но и инфляция неслась стремительными скачками. Максим устроился работать курьером в крупную фирму, торгующую медицинским оборудованием и мог считать, что ему повезло, хотя платили по нынешним меркам копейки.

Он уже крутил педали велосипеда, когда забренчал телефон. Пришлось остановиться и ответить. Звонила мать, что она снова не в совсем нормальном состоянии, он понял по голосу.

— Ты где? Ты скоро будешь дома? Электричество дали, не знаешь?

— Не знаю, на работе пока нет. Документы отвезу и вернусь. Мам, ты опять?

— Что опять? — в голосе Анжелы появились ненавистные истерические нотки, явно говорящие о том, что она выпила. Блин, и зачем он упоминал-то…

— Ничего, все нормально, скоро буду дома, все, пока, — он отключил телефон, не слушая обычных криков «как тебе не стыдно, обвинять меня черт знает в чем». Мать сдалась, и не она одна. Что он мог? Мог ли что-либо вообще? Не спивались сейчас только очень сильные духом люди, или те, кто, видимо, имел врожденный иммунитет. Для себя Максим решил, что даже пробовать никогда не будет.

Анжела сильно сдала, когда развалилась ее библиотека и пришлось пойти работать в закусочную. Дед Леонид оправдывал ее, говоря, что и святой запьет в таких условиях, Максим считал, что про святых это явное преувеличение, но молча кивал.

Старик умер прошлой зимой от сердечного приступа, стационарный телефон не работал, но дед смог еще выйти на лестничную клетку и постучаться к соседям. Скорая долго не ехала из-за снегопада, Анжела была на работе, и Максим один сидел с умирающим. Отключили еще и свет (это случалось частенько, их подстанция вышла из строя, восстанавливать ее посчитали нерентабельным и ненужным, дешевле потом переселить микрорайон, а городская со всем городом не справлялась. Максим долго сидел в темноте, прислушиваясь к хриплому дыханию больного. Дед Леонид пришел в себя ненадолго и вдруг спросил ясным, сильным, почти молодым голосом:

— Так что? Не дождался я, выходит?

Он говорил о лекарстве от общего бесплодия, Максим понял это без пояснений.

— Найдут, вы держитесь. Непременно найдут, вы доживете еще…

— Нет, я — нет, — ответил старик тем же звучным голосом. — Но ты обещай, что дождешься, слышишь?

Он помолчал и добавил:

— А ведь так и не узнает никто, что мы были… что жили на Земле такие дураки…

— Может, узнают, — Максим отыскал в темноте старческую сухую руку и сжал ее. — Склады же устраивают с нашими книгами и прочим, капсулы времени закладывают, может, прилетят братья по разуму и узнают про нас… если, конечно, они есть. Надписями помечают.