Кларинда - Штамм «Ратоньера»

— Отец мой погиб. Я его не помню. Он погиб, когда пошел тоже на север. К большому поселку. Хотел найти машины, которыми пашут землю. Он пошел не один, с ним был еще один человек. Он и видел, как отца убили. Те, вооруженные люди. И они звали его по имени — Ванька. Это полностью Иван. Ты знаешь, да? — собеседник совершенно спокойно сказал, как звали его умерших родителей. Видимо, запрет на выбалтывание имен не распространялся на умерших.

— Конечно, знаю, — вздохнул Максим, вспоминая ростовского активиста, что так и остался лежать на дне Азовского моря. А его тезку, выходит, убили его же бывшие подельники…

— Мать очень плакала. Она думала, жизнь кончена. Она боялась, я буду один. И эти, с оружием, стали приходить чаще. Но не к нашей общине, нет. Вырезали одну соседнюю. Где большой город. Дед мой говорил — древний город Кафа. Знаешь, да?

— Да. Но она, — Максим указал на молодую женщину. — Она откуда?

— Я же и говорю. Однажды с той стороны много стреляли. Потом кто-то из наших пошел и увидел женщину. Молодую, тогда еще были молодые. Она не шла, она ползла. Была вся в крови. И протянула сверток. Говорила несколько слов на другом языке: не татарский, не русский, не украинский. Может, молдавский? Может, румынский? — молодой человек произнес эти слова неуверенно, с вопросительной интонацией, будто сомневался, что такие языки бывают, или что он верно помнил их название. И, получив в ответ кивок, продолжал:

— Протянула сверток. Потом умерла. Они ее выхаживали, не смогли. Слишком больна. А в свертке — девочка. Новорожденная.

Максим снова кивнул, гадая, правду ли рассказали детям, или они на самом деле брат и сестра, а старшие сочинили для них легенду, понимая, что молодые все равно вступят в близкие отношения? Он посмотрел украдкой на женщину, сравнивая ее с мужем. Они были похожи, но скорее это был один и тот же тип внешности, чем сходство родственников, с уверенностью позволяющее сказать: «Вот брат и сестра».

Дальнейший рассказ был краток. В страхе перед приходящими с севера бандами, люди отселились на восток, в степь. Выжить там было труднее. Лишь через полгода, увидев, что набеги бандитов на окрестности Феодосии уменьшились, люди решились вернуться. Затем кто-то ходил за лекарствами на западную часть полуострова и принес легочную чуму. Среди жителей общины не было врачей для точной диагностики болезни, но большинство решило, что это именно она. Несколько человек умерли от тяжелой пневмонии. Дети не заболели, хотя и контактировали с больными, правда, мало и недолго.

Едва справившись с чумой, община столкнулась с новой бедой. С севера вновь зачастили разбойничьи орды. Бандиты старели и стремились взять от жизни все. Девять лет назад банд стало много меньше. Люди вздохнули было свободней, хотя и ненадолго. Общину проредила вторая волна чумы.

— Когда мы выросли, старших осталось пять. Только пять. Мать выходила замуж второй раз. Так настояли старики. Они надеялись, что родятся еще дети. Но детей не было. Отчим умер от чумы. А потом, когда мы уже стали взрослыми, мать заболела. Не чумой. Дед говорил матери, — молодой человек опустил голову и тяжко вздохнул. — Он говорил: идем к людям, там есть врачи. Может, вылечат. Она говорила: нет. Лекарств нет. Операцию не сделать. Ты знаешь, что такое операция? Это когда разрезают человека и исправляют, что у него внутри. Мать сказала: нет. Врачи не вылечат, но они посмотрят и увидят, что я рожала ребенка. Тогда нашей жизни тут конец.

— Она умерла? — спросил Максим, когда пауза слишком затянулась.

— Да. Она чуть-чуть не дождалась… его, — парень кивнул на своего сынишку, вдохновенно возящегося в песке.

— А потом?

— А потом родился он. Год назад и еще почти год. В конце лета. В начале осени. По календарю был сентябрь. Мы ведем календарь, — в голосе парня чувствовалась скромная гордость человека, имеющего твердые принципы в этой жизни. — Раньше кто-то говорил, что календарь не нужен, и так ясно, зима или лето на дворе. Дед рассердился. Он говорил, за временем не следят только дикари. Ты знаешь, что такое — дикарь?

— Примерно.

— Дед умер последним. Совсем недавно, зимой.

Молодой человек замолчал. Видно, его простая душа не могла найти слов, чтобы рассказать чужому старику всю боль потери, когда они с такой же молодой женой остались вдвоем.

— Он много сохранил для нас, наш дед. Он не был нашим дедом, потому что не был отцом нашей матери. Ее родители умерли в первый приход чумы. Но мы звали его дедом. Он учил нас. Многому учил. Собирал книги. Собирал машины. Говорил, какие животные нам нужны. Там, дальше к западу, живут кони. Сильно к западу. Они раньше были ручными, потом одичали. Некоторые доходят сюда, но им худо тут жить. Тут мало травы, а там много людей. Надо строить еще дом в степи, чтобы держать коней.