Элона Демидова: Прощай Берлин

Но как его найти? А если не найти, то мы можем забыть о выходе на поверхность, не знаю, на сколько лет. И даже мельком подумать страшно, что нас могут найти «те», кто оружие как раз имеет. Ведь в наш бункер ведет ход, правда, открыть дверь мы, со своей стороны, так и не сумели. Но у «них» это вполне может получиться. И тогда? Дрель против автомата? Глебушка успокаивает, что исхитрится както эту беду поправить. Типа, «погодите, детки, дайте только срок, будут вам и копья, будут и арбалеты…»

Возле двери мы установили круглосуточный пост: слушать не нарушится ли царящая за ней глухая тишина…. Охрану панки взяли на себя. Они расстелили на полу одеяла, расселись, рядом улеглась собака и вид у них такой спокойный, словно ничего не произошло, словно по-прежнему они на Моренштрассе…

Я сижу уставившись на пустой лист. Самое трудное — начать, хотя какая разница? Я ведь не литературный конкурс собираюсь выиграть. Хочу изложить нашу историю, а так же историю вакцины. Максимально полно и понятно. Опять же, я не делаю это для когото, и какая разница поймет меня ктонибудь, будет ли оно вообще хоть комуто полезно? Я сама себе дала задание, и я его выполняю. Почему сейчас? Может быть, потому, что сегодня прошло 9 дней, как мы здесь очутились, а моя комната тоже под номером 9, ну и время есть, и следы в памяти свежие… Зачем я это делаю? Может быть, для того, чтобы вытащить эти блестящие планы, воспоминания, надежды на бумагу, а потом сжечь их и забыть навсегда. Итак:

«Меня зовут Екатерина. Я родилась в Москве. Мне 33 года…»

О, черт, получается прямо анкета в отдел кадров. Ха! Я сама и есть тот отдел, тех еще кадров!.. Ну, не отвлекайся, продолжай!

33 года — возраст Христа. Считается, что в это время все в жизни человека должно поменяться. Все и поменялось. Если б все было по-прежнему, мы сейчас загорали бы на пляже, если б все осталось как было, мы купались бы в океане и любовались знаменитыми «лунными» пейзажами Кабо Верде. О, у нас были грандиозные перспективы: мы должны были стать очень-очень богатыми, свободными и, возможно, счастливыми. Почему нет? Ведь здоровье тоже было нам обеспечено на долгие годы.

Сейчас я понятия не имею — остались ли еще острова Зеленого Мыса, или их смыло с лица земли вместе с жителями? Так случилось, что президентом этой банановой республики, туристического рая «работал» дядя Жан-Клода.

Узнала об этом я практически случайно: на какой-то вечеринке, рассказала давнишнюю историю, над которой, в свое время, потешался весь режиссерский факультет ВГИКа. Бондарчук очень любил набирать в свои группы иностранных студентов, а чтобы они вписались в коллектив, на одном из первых занятий все должны были рассказать о своих родителях. «Мой папа работает учителем… мой папа работает инженером… Мой папа работает врачом…» Кажется, выше дипломата никто не поднялся. И вот, доходит очередь до ма-а-ленького, то-о-щенького чернокожего юноши, и он очень тихо говорит: «А мой папа работает корОлем…» (с ударением на второй слог!)

До сих пор не знаю, может врал! — проговорила я под общий хохот.

Почему врал? спросил Жан-Клод. — Вот мой же дядя работает президентом…

Вот именно туда, к его дяде мы и собирались лететь, и посол Кабо Верде, какой-то тоже дальний родственник, должен был нас встретить, взять часть багажа и отправить его с дипкурьером, а налегке добраться до аэропорта Тегель — плевое уже дело. Оставалось пройти контроль, и, самолет отрывается от земли…

Но оказались-то мы под землей. Где и живем. Или, вернее сказать, пока еще живем.

Мы не говорим о том что случилось. Мы не вспоминаем тех, кто остался наверху. Мы не называем имен наших любимых. Наше внимание только на «здесь и сейчас», в точности, как учили монахи Дзен. Пока, надо признать, эта техника дает результаты, но что будет дальше? Мы ведем себя так, будто этот день единственное, что у нас есть. Взгляд в прошлое табу, взгляд в будущее — расстрел. Мы встречаемся за завтраком, улыбаемся шуткам Димона, слава Богу, что большей частью они смешные, здороваемся с остальными обитателями нашей «вневременной капсулы», а после идем работать (дел всегда куча), отрываясь чтобы чтото перекусить на ходу. Поужинав, мы некоторое время стоим в коридоре, словно не решаясь расстаться, желая друг другу «спокойной ночи, приятных сновидений», но все же расходимся по своим комнатам и запираем железные зеленые двери. Что происходит за ними? Я не знаю. Слезы, страх, боль, ярость, тоска, отчаяние? Все это и даже больше… И еще: с одной стороны мы прячемся от жизни в эмоциональное оцепенение, с другой же — в окружающей нас безысходности так ярко вспыхнула первобытная жажда жить, просто существовать без смысла, планов и целей!