Иван Сербин - Собачий Рай

Со временем жест отчаяния превратился в своеобразный ритуал, привычку и даже насущную потребность. Каждое утро, в одиннадцать, Артем Дмитриевич Гордеев заваривал стакан крепкого чая, ставил на стол пепельницу, доставал из картонной пачки сигарету «Прима», клал рядом с пепельницей коробок спичек, после чего разворачивал большую карту Москвы. Раз за разом Гордеев изучал ее с таким старанием и тщательностью, словно видел впервые.

Сегодняшнее утро не внесло разнообразия. Механически закурив терпкую «Приму», Гордеев склонился над картой. Москва, в исполнении еще советских топографов, была сплошь покрыта красными и синими залысинами карандашных пятен — зонами высокой и потенциальной опасности. Серые разводы холмов и низин скрывались под чернильной штриховкой, обозначавшей новые кварталы. Штриховка эта, воплощение обманчивой безопасности, изменяла внешний облик города. Новые кварталы «убивали» холмы и низины, овраги и болота, уничтожали пустыри и полосы лесопосадок, проходя по ним катками, бульдозерами, отвоевывая у врага все новые территории. Информацию о новых жилых массивах Гордеев черпал из газет и программ новостей. Он смотрел все передачи, могущие содержать интересующую его информацию, перескакивая с канала на канал, нажимая кнопки старенького, испускающего дух «Рубина», подаренного ему соседями — молодой парой. В такие минуты Артем Дмитриевич ощущал себя разведчиком, причастным к темным тайнам закулисной стороны бытия, и одновременно полководцем, лишенным армии. Он знал все об опасности, на которую остальные пока еще не обращали внимания. Ему были ведомы дальнейшие действия и дислокация противника, но знания эти оставались в его голове мертвым, невостребованным грузом. Собранная Гордеевым информация никого не интересовала. По крупицам собирая сведения, просеивая их сквозь сито логики, Артем Дмитриевич рисовал в воображении картины грядущего катаклизма, одну страшнее другой. Он знал, что без стороннего вмешательства рано или поздно все факторы сойдутся в одной «черной» точке, как сходятся две половинки плутониевой сферы в ядерной бомбе. Заряд превысит критическую массу, и произойдет то, что должно произойти. Взрыв!

Гордеев щелкнул кнопкой телевизора, и экран меланхолично окрасился пыльно-блеклыми красками.

— Что нам скажут сегодня? — пробормотал Артем Дмитриевич.

— А что, ты думаешь, они могут сказать? — мгновенно откликнулись воображаемые старики. Теперь их стало четверо — по количеству уцелевших ножевых лезвий зеркала. Все четверо с насмешкой наблюдали друг за другом и за своим реальным прототипом. — Они не скажут ничего.

— Замолчи, — отмахнулся Гордеев. Собрав части разбитого телефона и водрузив обломки на стол, поверх карты, Артем Дмитриевич принялся собирать их, как собирают китайскую головоломку. Бережно и аккуратно, кусочек к куску, пеленая все еще живой механизм в черную изоленту, как мать младенца в пеленку. — Не такие уж они дураки, как ты думаешь.

— Вот именно, — подтвердили хором старики. — Они не дураки.

— «Новую очередь Горьковско-Замоскворецкой линии Московского метрополитена планируется ввести в строй…» — запела сладкоголосая телебарышня.

Гордеев отодвинул телефон и ткнул пальцем в нужный участок карты. Он делал какие-то понятные лишь ему одному вычисления и от усердия мурлыкал детскую песенку про Антошку с картошкой. Время от времени Артем Дмитриевич хмурился и переключал внимание на соседние участки карты. Чернильные штрихи ложились поверх топографических знаков. Затем Гордеев взялся за карандаши. По ходу размышлений Артем Дмитриевич несколько раз брался то за красный, то за синий, пока наконец не соединил два небольших красных пятна в районе Выхина и Братеева тоненьким красным перешейком. Сделав это, он выпрямился и удовлетворенно оглядел плоды собственного труда. Улыбки на его губах не было. Напротив, острые ломкие брови сошлись у переносицы.

— Плохо, — пробормотал он. — Очень плохо.

— Плохо, — передразнили «зеркальные» старики. — Очень плохо.

— И ведь нельзя даже с уверенностью сказать, какой именно фактор окажется решающим, — поделился с ними Гордеев и подтвердил свою нехитрую мысль энергичным кивком. — В качестве катализатора может сработать любая мелочь. Вот, к примеру, метро это. Что такое «новая очередь метро»? А «новая очередь метро» — это стройка, — он назидательно поднял палец. — Вот что это такое. А стройка — это много техники, много заборов и много людей. И строят метро у нас подолгу. По несколько лет строят. Точнее так: то строят, то не строят. Правильно?