Иван Сербин - Собачий Рай

Родищев рванул из-под плаща автомат, ткнул прикладом наотмашь того, кто ближе, оттолкнул второго, выпрямляясь, поднимая на плечах всю эту злобную, ощерившуюся толпу, полыхающую неистовой ненавистью, сплавившуюся в кошмарный черный монолит, непробиваемый и безжалостный. Родищев поднял автомат и резанул косой очередью от живота, по горизонтали. И тут же от витрин забасил пулемет. Очередь прошла над головами, заставив толпу сперва застыть, а затем распасться на отдельных людей, прижаться к полу.

Пулемет смолк, и наступила страшная звенящая тишина. Родищев выпрямился, утирая кровь с лица разбитой ладонью. Четверо казненных висели в петлях, уже даже не агонизируя — пулеметная очередь, выпущенная над головами и пришедшаяся аккурат на середину груди повешенных, добила тех, кто еще был жив.

Родищев протер глаза, позвал:

— Саша, ты жив?

— Жив, — откликнулся тот, поднимаясь и помогая подняться Наташе. Оба были перепачканы кровью — своей и чужой. — Сволочи, — пробормотал он, стискивая зубы, ощупывая бока и плечи, пытаясь понять, сколько же костей у него сломано. — Твари, скоты.

— Тоха! — позвал Родищев. — Тоха!

Толпа чуть подалась назад, открывая взгляду Родищева лежащего на полу Антона. Лицо патрульного превратилось в месиво, руки были сломаны в нескольких местах и похожи на изогнувшуюся причудливо змею, из груди торчала рукоять ножа.

— У вас был нож? — спросил тихо Игорь Илларионович, обводя взглядом застывшую толпу воспитанников. — Все это время у кого-то из вас был нож? — Он презрительно сплюнул. — Саша, иди к броневику. Мы уезжаем. А вы… Если хоть кто-нибудь попытается нас остановить — положу всех.

Повернулся и пошел к выбитым пулеметной очередью витринам, и никто не произнес ни слова.

На улице Саша помог взобраться на броню Наташе, постанывая, ругаясь, влез сам, протянул руку Родищеву. Тот ухватился, подтянулся, вскарабкался по колесу, спрыгнул в боевой отсек, присел на одно из бортовых сидений.

— Что с раненым? — спросил он врача.

— Будет жить, — ответил тот. — А… Почему вас так мало?

Игорь Илларионович посмотрел на него в упор.

— Извините, — прошептал врач. — Вы в крови…

— Я знаю, — ответил Родищев.

— Нужна какая-нибудь помощь? — Врач смотрел в пол.

— Нет, — покачал головой Игорь Илларионович. — Сам справлюсь.

— Тогда… Я пойду?

Осокин взглянул на него. Лукин с Борисовым посмотрели, а затем переглянулись недоуменно. Посмотрели стрелок и водитель.

Посмотрел Родищев.

— Спасибо, — почти беззвучно прошептал врач и полез из отсека.

Когда люк за ним закрылся, стрелок сполз со своего места, перебрался на сиденье командира. Он несколько секунд о чем-то думал, а затем спросил:

— А вы заметили, что вокруг магазина не было ни одной собаки? Странно, да?

— Иван, вызывай помощь, — приказал Родищев.

Тот потянулся к рации, пощелкал тумблерами.

— Два три шесть, Два три шесть, вызываю Один ноль ноль. Я Два три шесть, вызываю Один ноль ноль. Ответьте! Прием.

— Один ноль ноль слушаю вас, Два три шесть. Куда вы пропали? Что случилось?

— Чрезвычайная ситуация. Мы были захвачены вооруженной организованной группой.

— Сейчас все в порядке? Нужна помощь?

Иван оглянулся. Родищев указал на Журавеля.

— У нас один «трехсотый». Требуется госпитализация.

— Вас понял. Где вы находитесь, Два три шесть?

— Двенадцатый квадрат. Улица Митрофанова.

— Вас понял. Двенадцатый квадрат, улица Митрофанова. Как там с собаками? Много?

— Ни одной не видно. По-моему, они все ушли. Или попрятались.

— А здесь бродят стаями. Так что будьте осторожны… — Человек забормотал что-то невнятное, обращаясь к кому-то, стоящему рядом. Внезапно в динамике рокотнула отдаленная пулеметная очередь, загудела, завибрировала и тут же стихла. — Похоже, они прорвали ограждение! Сколько же их! Черт, это не собаки! Это волки! Волки! — закричал человек. — Всем, кто меня слышит! Необходима помощь! Нам необходима помощь! Нам… — голос захлебнулся, но прежде чем эфир наполнился шипением, сидящие в броневике люди четко различили горловой звериный рык.

Он шел налегке. Все, что требовалось, постоянно находилось при нем. Нож, спички, которыми он, впрочем, почти никогда не пользовался. Члены его стаи, как и большинство животных, не любили огня, а он уважал их образ жизни. Как и они его. Если уж он вымокал под дождем и требовалось обсохнуть и согреться, они терпели наличие костра и даже иногда подходили довольно близко.