Иван Сербин - Собачий Рай

— Черный человек, — негромко сказал Гордеев. — Я думаю, это был черный человек.

— Кто? — не понял Осокин.

— Черный человек, — ответил Гордеев. — Мы видели его сегодня возле школы. Он живет среди собак.

— Ерунда, — оценил Миша. — Это были солдаты или милиция, точно.

— А почему тогда не было слышно звука двигателей? Военные приехали бы на бэтээрах! — сказал патрульный Володя. — Или на машинах, на худой конец. Не могли же они заявиться пешком?

Вопрос так и повис в воздухе.

— Мне лично без разницы, милиция, военные, черный человек, хоть сам папа римский, — вздохнул бородатый, устраиваясь на матраце и натягивая до подбородка куртку. — К утру нас здесь уже не будет. Верно, Мариш?

Худенькая покорно чмокнула его в заросшую щеку.

Стрелявшие вошли в магазин, створки закрылись.

— Отбой! — гаркнул кто-то от дверей. — Всем спать!

Ночью ветер гнал по улицам скомканные газеты. Те шелестели грязными страницами и ползли куда-то в потемках, словно подраненные птицы.

Они проплывали через пустынные улицы, спеша по каким-то своим вполне определенным делам. Была в их движении кошмарная, совершенно живая целеустремленность. В отличие от тех, спрятавшихся в темноте, они не могли причинить никому вреда, но все-таки отвлекали внимание.

Завидев такое вот «пятно», скользящее по темно-серому асфальтовому шоссе, группа людей, продвигающаяся по Ленинградке от окраины к центру, застывала на месте. Их было пятнадцать человек. У всех автоматическое оружие, рации. На каждом бронежилет. Лица скрыты приборами ночного видения.

Группа являлась головным дозором. Основной отряд — десяток БТР и два грузовика с солдатами — шел на полкилометра позади. Колонна была еще в районе «Динамо», когда разведгруппа подошла к площади Тверской Заставы.

Здесь пахло расплавившимся гудроном, гарью и бензином. А еще разлагающимися на жаре телами и протухшей кровью. Жуткий, омерзительный запах смерти.

Спустившись с моста, старший подал знак остановиться и присел на корточки, озираясь. За домами он увидел белые призрачные столбы света: военные вертолеты прочесывали город, освещая улицы мощными прожекторами. Старший пощелкал тумблером передатчика, настраиваясь на нужную волну. Поймал, и тотчас же эфир взорвался градом сообщений:

— Борт Два ноль один, вижу большую стаю на Пушкинской. Голов сто — сто пятьдесят. Уходят во дворы.

— Тройка пятнадцать. Примерно две сотни этих тварей. У Манежной.

— Сотня двадцать второй. У меня на Кутузовском тоже здоровенная стая. Штук двести, а может, и больше. Ни хрена не боятся, сволочи. Спущусь пониже, может, удастся подстрелить парочку.

Старший вновь настроился на прежнюю частоту и, не оборачиваясь, спросил стоящего за спиной немного растерянного человека:

— Ну, что скажете, профессор?

Голос старшего звучал хрипло и натянуто.

Профессор — худощавый усталый мужчина с серым лицом — нервно пожал плечами и вздохнул, машинально потирая ладонь о ладонь. Старшего подобный ответ не устраивал.

— Профессор, вздохи оставьте для дам. Мне надо знать: они здесь?

Тот огляделся. До сего момента он старался не замечать трупы, лежащие на проезжей части, но теперь этому пришел конец. Сейчас ему придется видеть и оценивать. Часть убитых была безжалостно растерзана в клочья, других подавили в спешке машинами или попросту затоптали во время полоумного бега.

От моста открывалось мрачное зрелище. Брошенные в панике автомобили тянулись по Тверской плотными рядами, теряясь в темноте. Часть из них все еще дымилась. Огромный исковерканный панелевоз лежал на боку, перекрывая большую часть шоссе. Остальное пространство было забито изуродованными машинами. Кое-где по почерневшим остовам пробегали язычки пламени, отбрасывая на асфальт и на стены домов рыжие, веселые всполохи. Не требовалось иметь семи пядей во лбу, чтобы представить, как именно все произошло. Поток шел из центра, занимая встречные полосы, в восемь рядов. Люди спасались бегством, наплевав на светофоры и правила. Их можно понять. Речь шла не о штрафах, а о собственных жизнях. Очевидно, водителю панелевоза, вывернувшему со Второй Брестской, надоело ждать, и он рванул поперек движения, рассчитывая, что затормозят, пропустят. Не затормозили. И не потому, что не видели, а потому, что не смогли. Сзади панически давили на клаксоны, жали на газ, торопились. Мощный самосвал на полном ходу ударил панелевоз в борт, и тот опрокинулся, перекрыв пять полос из восьми. А остальные уже были не в состоянии остановиться или свернуть. Скрежет металла, взрывы, огонь. Люди выскакивали из машин и бежали, а их настигали кошмарные, жуткие монстры, валили на асфальт, вцеплялись в горла, в лица, полосовали животы…