Иван Сербин - Собачий Рай

— Альбиночка, уведите детей, — сказала «роговая оправа» брыластой.

Та, не отрывая взгляда от неподвижного тела дородной, выдавила:

— Дети… идемте со мной.

Схватила кого-то за руку, двинулась к свободной лестнице. Дети потянулись за ней. Ощущение глобального, всеобъемлющего ужаса висело над фойе, словно невидимое покрывало. В воздухе стоял отчетливый запах смерти: сладковатый — крови, резкий, аммиачный — мочи и металлически-кислый — страха.

Словно бы ища поддержки, физкультурник повернулся к Гордееву. А тот, прижимая к груди сломанную руку, смотрел на него, улыбаясь жуткой мертвой улыбкой.

— Твоя жизнь закончилась, — негромко сказал он. — Отныне и навсегда ты — убийца. Слышишь? Убийца!

Физкультурник попятился от него, запнулся о распростертое тело дородной, упал, попытался подняться, но поскользнулся в луже, пополз, выставив перед собой руку, словно бы Гордеев мог наброситься на него и задушить.

— Это ты! — крикнул он. — Это все из-за тебя! Ты во всем виноват! Ты обещал и не вывел! А я… Она никогда бы…

Он полз, пока не ткнулся квадратным затылком в банкетку.

В этот момент с улицы донесся нарастающий тяжелый гул. Гордеев ткнул пальцем в сторону окна.

— Готовься, — сказал он физкультурнику. — Это за тобой.

Тот засучил ногами по полу, стараясь уползти еще дальше, в темноту.

— Если ты… — забормотал он. — Если хоть слово скажешь им. Я тебя… Тебе… Я тебе шею сверну! И ты, — он повернулся к «роговой оправе». — Ты тоже. Слышишь? Из-под земли достану! Если… хоть слово вякнете кому!.. Давайте договоримся. Я уйду, и все. И вы меня больше не увидите, — панической скороговоркой выпаливал он. — А? Ладно? И все. И как будто ничего не было. Иначе, смотрите… Если выдадите, я вас обоих. И щенков этих. Мне терять нечего будет тада…

Рокот все нарастал, приближался, пока не заполнил собой весь мир, заглушив даже вой сирены. Гордеев подошел к окну. Это был армейский БТР. Сверху, на броне, сидели двое — офицер и солдат. Офицер был одет в полевую форму, толстую куртку и фуражку. На солдате красовались каска и бронежилет.

Посреди двора на асфальте высветились желтые прямоугольники, и в них отплясывали две тени — очкарика и Людочки. Они махали руками, призывая на помощь.

При появлении бронемашины собаки вскочили, залаяли остервенело. Лай их был мгновенно подхвачен десятками псов. Он несся со всех сторон. Солдатик закрутился, озираясь. Страшновато ему было, видать. Гордеев его понимал. Офицер наклонился к самой башне, прокричал что-то.

БТР остановился посреди дороги, развернулся всем корпусом. Пулеметная башня порскнула из стороны в сторону, опуская ствол. Собаки тотчас откатились к деревьям, растворившись в густеющих сумерках.

Гордеев озадаченно хмыкнул. Они знали, какую опасность представляет пулемет? Причем не просто пулемет, а пулемет, установленный в башне бронемашины? Откуда?

Офицер вскинул автомат, пустил короткую очередь по кустам, просто чтобы отпугнуть свору. БТР рванул вперед, набирая скорость. Навис над забором, сминая его скошенным передком. Опорный столб и два звена с натужным стоном подломились, согнулись дугой. БТР взобрался на них, словно могучий зверь, расплющив мощными колесами. Вполз во двор, развернулся у крыльца. Офицер и солдат спрыгнули с брони, взбежали по ступеням.

Гордеев заторопился открыть дверь. Для них все уже закончилось. Через пару минут они будут в безопасности.

— Только вякни! — крикнул ему в спину физкультурник. — Я тут всех положу!

Гордеев скинул запорную щеколду, приоткрыл створку, впуская офицера и солдата в фойе.

— Как хорошо, что вы приехали, — сказал он.

— Здравия желаю, — автоматически бросил офицер.

Это оказался капитан. Невысокий, рыжеусый, с лицом, изъеденным оспинами, с рыжими же глазами, безразличными, но с хитринкой. В речи его различался акцент, с каким обычно разговаривают выходцы из Казахстана. Солдатик — совсем зеленый мальчишка — озирался не без любопытства. Тощая мальчишеская шея, покрытая цыпками и серым налетом въевшейся грязи, болталась в воротнике, как спичка в пустом коробке.

— Давно сидите? — спросил капитан деловито, входя в фойе.

— Часов пять, — ответил Гордеев. — То есть, я пять, а остальные с утра. Товарищ капитан, здесь дети. На втором этаже.

Капитан смерил его взглядом. Не так уж часто ему встречались гражданские, разбирающиеся в воинских званиях.

— Много? — спросил он.

— Два класса, человек по двадцать. И еще трое взрослых.