Pferd im Mantel - Колокола обречённых. Ч.1 - Очищение молитвой

— Это грех большой, Зинаида. Даже думать о таком не дерзай — Господь не для того жизнь тебе подарил, чтобы ты так вот с нею…

— Да знаю, батюшко! Взяла себя в руки — а «он» меня утешать начал. И хорошо, говорит, что сын твой до войны уберётся — тем, кто живые тогда будут, совсем худо станет. И ты, говорит мне, тоже к сроку умрёшь — и час, и день назвал.

— И день, и час?!

— Да, батюшко! — помотрела на отца Зосиму глазами, полными слёз, Зинаида. — Ровно через четыре дня уже…

— Ну, а ты, сердешная, получается — веришь во всё это?

— А как не верить, батюшко?! Ведь всё-всё, что говорил «он» мне сбылось — до капельки!

— Вон оно как. Значит, говоришь, про войну «он» тебе вещал? Про какую войну, когда?

— Не вещал — показывал, батюшко! Во снах. Сама-то война эта, конечно, страшная будет — атомная. Но нашу страну она не сильно затронет. А вот то, что после войны этой начнётся — вот это Ад, самый настоящий. А произойдёт она 12 июля 2010 года. Так он мне сказал. И ещё говорил — иди к людям, рассказывай! Пусть остановят всё это, говорил, время ещё есть! И говорил как это всё надо сделать…

— Вот даже как?!

— Да, так и было, батюшко. А по ночам во снах всё показывал. Про то, как будет после войны… — перекрестилась Зинаида. — Ведь Конец Света наступит, батюшко! Мёртвые станут и от живых питаться начнут. Смерти не будет, но и жизнь такая наступит, что и не жизнь вовсе. Души умерших везде будут летать, и живых-то останется всего ничего — им же на беду самим. Я уж засобиралась в Москву, как он мне говорил… А к ночи, как ехать мне поутру, заговорил «он» в голове снова. Не собирайся, говорит, поздно уже — всё будет, как должно. Я и не поехала. А он мне день и час назначил и Ваше имя и место назвал, батюшко!

— Вот как!!!

— Да. Только сперва, сказал, поди возьми Книгу в старом посёлке разрушенном, да отцу Зосиме — Вам то-есть, отвези. Он, мол, знает, что с нею делать.

— Какую книгу?!

— А вот эту, батюшко! — ответила Зинаида, и раскрыв свою сумку, положила на стол перед отцом Зосимой газетный свёрток.

Батюшка аккуратно развернул его и достал из газет книгу в твёрдом, потёртом, кожаном переплёте. Она была очень старая, эта книга. Батюшка, держа её в руках, замер на мгновение, потом, не открывая, положил на стол.

— Эта вот? — переспросил он свою посетительницу.

— Эта, батюшка. — ответила, не спуская взгляда с книги, та. — Уж как я за ней ходила-то… Лесом — сутки туда, полтора обратно. Всё лесом, лесом. А ужасы-то какие мерещились — ииии! Посёлок-то тот давно забросили — ещё Сталин живой был. Тюремные-то дорогу строили, а как закончили — так уж и не жмл там никто больше. А с собой брать никого «он» не велел — так одна я и поковыляла. Еле дошла уж к вечеру — дома стоят, уж развалившиеся все. Всё быльём да кустами заросло. Техника ржавая кругом побросана — того и гляди ноги переломаешь. Ну, перекрестясь, пошла я по домам. А точно ведь не сказал мне «он», где книгу-то эту искать… Вхожу в дом, и вроде чувствую, что в нём было. Страшно. И понимаю — нет, не тут она. Так и бродила часа три или четыре. А нашла под полом в доме. Вроде как сказал кто в голове — «тут». Я доски-то отломала — тут и лежит, в сундучке. А тот уж сгнил совсем. Я её хвать — и открывать, а «он» мне — не смей, говорит, домой не вернёшься… Уж как я ночью-то обратно с нею шла — не приведи Господи. Насмотрелась, батюшко! И вот я у Вас. Слава Богу — сижу напротив. Вот и всё, я что должна была — сделала. Теперь уж и помирать поеду.

Отец Зосима сидел и молчал после того, как Зинаида закончила свой рассказ, переводя взгляд с женщины на книгу, принесённую ею.

— Послушай меня теперь, сердешная. — начал отец Зосима после некоторой пузы. — Не знаю, что и сказать тебе — и ничего не сказать не могу. Сперва, я подумал — в бесовском ты обстоянии явном, обычное дело. Теперь уже — не уверен. И вроде прелесть бесовская, по всем канонам, и многое не вяжется. Ты вот что: ступай теперь в гостиницу к себе и отдохни, как следует. Помолись, правило почитай. А я тут посмотрю, что же за книга это такая, что ты принесла мне. Подумаю. А вечерком, после Службы — приходи. Пустит тебя келейник мой, и посидим с тобой, подумаем, как быть со всем этим, ладно, Зинаида?

— Спасибо Вам, батюшко! Как скажете — так и сделаю.

— Ну и ладненько. — улыбнулся старичок. — Ступай, ступай — отдохни. А я, немощный, подумаю пока…

Когда дверца кельи затворилась за покинувшей её посетительницей, отец Зосима встал на колени и около часа молился, отвешивая земные поклоны. Затем он встал, и трижды перекрестившись на образа, взял в руки оставленную Зинаидой книгу. Старый кожаный переплёт с выдавленным крестом, тронутый сыростью, набухшие страницы… Старая книга, явно дореволюционная. Перекрестившись вдругорядь, батюшка благоговейно открыл случайный разворот. Водрузив на нос свои очки, отец Зосима начал читать…