Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта

Башня с надменной безучастностью возвышалась в конце проспекта. Даже исполинские соседние здания в сравнении с ней как бы мельчали, а свет луны будто увеличивал ее в размерах. Взгляд идущего по проспекту юноши был прикован к белому светящемуся столпу. Выйдя к площади, он увидел двух бойцовых пауков, недвижно караулящих вход в здание с черным фасадом. Они безо всякой агрессивности наблюдали, как Найл пересекает площадь: видно, у двуногого действительно есть неотложное поручение, коли он безо всякой опаски вышагивает по площади в запретный час.

В непосредственной близости от башни воздух все еще попахивал горелым порохом. Земля под ногами в том месте, где сегодня спешно подсыпали фунт, была мягкой, податливой.

Найл медленно тронулся вокруг подножия башни, неотрывно всматриваясь в молочно-белую поверхность. Вблизи свечение даже перекрывало лунный свет, словно действительно сочилось изнутри. А тело постепенно наводнялось странным, крепнущим предчувствием… Трубка ощутимо покалывала повлажневшую кожу руки, словно выстреливая крохотные округлые искорки незримого света. Нечто подобное он испытывал в прошлом, когда выискивал воду в пустыне, а теперь неуловимая тяга словно сама влекла его к определенному месту на северной стороне башни. По мере приближения потаенная уверенность крепла. Найл обеими руками взялся за концы трубки. И едва сделал это, тело будто прошибло. Голова закружилась, закачалась под ногами земля. Найл пьяно поднял непокорную голову. Башня была непередаваемо огромной, ум заходился при попытке осмыслить, где у нее вершина. Трубка нечаянно чиркнула о поверхность, и головокружение, резко усилившись, стало невыносимым. Ноги подкосились, и он, тяжело качнувшись, стал безудержно валиться в темный бездонный омут. Но муть рассеялась, и не было уже темноты, а только свет. Найл стоял внутри башни.

Ощущение, что он находится именно в башне, продлилось ровно столько, сколько требуется глазам на привыкание к свету. Молнией полыхнуло осознание происшедшего. У Найла перехватило дыхание. Оказалось, он стоит на отлогом морском берегу. Секунду думалось, что все это ему лишь снится. Но невозможно было усомниться в достоверности волн, бьющихся в десятке метров, или в скользковатых на вид, покрытых водорослями острых камнях, уступом вдающихся в море.

В том, что именно произошло, сомнения не было. Уж сколько сказок и легенд доводилось слышать от деда, невозможно было не распознать искусные колдовские чары. Распахнутыми глазами юноша оглядывал влажно-голубые небеса, нескончаемую цепь утесов, теряющуюся вдали, и все пытался как-то освоиться в создавшемся положении. Прохладное дыхание свежего ветра, белые облака, проворно бороздящие небосвод, указывали, что его занесло далеко от пустыни. Деревья, оторачивающие вершину утеса, откровением не стали. Правда, были они выше и зелень темнее, гуще. Вода имела угрюмо-свинцовый цвет и казалась студенее на вид, чем море, по которому довелось плыть два дня назад.

Найл принялся снова озирать берег, и тут глаза неожиданно заметили старца, сидящего на камне. Найл крупно вздрогнул: он мог поклясться, что несколько секунд назад берег был совершенно безлюден. Теперь уж сомнения насчет колдовства развеялись окончательно.

Когда старец поднял голову, пришлось поневоле вздрогнуть еще раз: Найл узнал своего деда Джомара. Лишь подойдя ближе, он стал замечать различия. Этот человек выше, и взгляд совершенно иной, чужеземный какой-то. Вместе с тем сходство было поразительное, он вполне мог сойти за брата Джомара.

Когда Найл приблизился достаточно, тот встал. Его одеяние изумляло своей нездешностью. Сероватое, вплотную облегает тело от шеи до самых ступней. Штанины внизу переходят в блестящие черные башмаки. Найл поднял руку ладонью наружу — так приветствуют друг друга жители пустыни. Поскольку незнакомец был гораздо старше, невежливо было затевать разговор первым. Старец улыбнулся. Глаза у него были светлые, серо-голубые.

— Тебя зовут Найл (не вопрос: утверждение).

— Да, господин.

— Не надо звать меня господином. Мое имя Стииг. Уж лучше зови меня так, по крайней мере. Здравствуй.

Старец неуловимо отстранился, упредив движение Найла, думающего притиснуться предплечьем в знак приветствия.

— Касаться меня не нужно, ни к чему.

Старец улыбнулся, явно не желая обидеть юношу. Указал на камень:

— Не желаешь присесть?

Найл опустился на покрытый путаницей водорослей камень. Старец опустился на прежнее место и несколько секунд молча глядел на Найла. Затем спросил: