Вероника Рот - Преданная

— Если вы собираетесь лизаться, сделайте одолжение, предупредите, чтобы я могла отвернуться, — бурчит Кристина.

— Отворачивайся, — слегка улыбается Трис.

Я прикасаюсь губами к ее щеке и, не спеша, нахожу ее рот. Мы целуемся. Я наслаждаюсь ее дыханием. Очень хочется кое-что сказать ей. Я сдерживаюсь, но ненадолго. Хотя будь что будет.

— Хотел бы я остаться с тобой наедине, — говорю я, покидая камеру.

— Я тоже.

Когда я закрываю дверь, то замечаю, что Кристина делает вид, что ее сейчас стошнит, а Кара смеется. Руки Трис безвольно опущены.

— По-моему, вы — полные идиоты, — вырывается у меня.

После укола сыворотки правды тело тяжелеет и превращается в свинцовое. Лоб покрывается испариной.

— Вы должны благодарить меня, а не допрашивать.

— За что? За то, что ты игнорируешь указания лидеров нашей фракции? Может, тебе еще и спасибо сказать за то, что ты решила предотвратить ликвидацию Джанин Мэтьюз? Ты вела себя как предательница.

Эвелин Джонсон шипит как змея. Все происходит в зале заседаний штаб-квартиры эрудитов. Я нахожусь в заключении, по крайней мере, неделю.

Вижу Тобиаса. Он прячется в тени своей матери. Он не сводит с меня глаз с того самого момента, как я села в кресло и мне связали запястья пластиковой лентой. Ладно, надо бы уже разыгрывать «комедию».

Теперь, когда я знаю, что могу это делать, куда легче.

— Нет, — бормочу я. — И я думала, что Маркус работает на фракцию лихачей. Я не могла бороться как подобает солдату, а хотела помочь.

— А почему ты не могла быть солдатом?

Из-за спины Эвелин светит флюоресцентная лампа. Я ни на секунду не могу ни на чем сосредоточиться и сердито мотаю головой.

— Ну… — тяну я.

Не знаю, когда я научилась лицедействовать. Наверное, у меня врожденный талант к вранью.

— Я не могу держать в руках оружие. После того, как стреляла… в него. В Уилла. С тех пор от одного вида оружия меня охватывает паника.

Эвелин усмехается. Подозреваю, в самой глубине ее сердца нет ни капли сочувствия ко мне.

— Значит, Маркус признался, что он работает по моему приказу, — цедит она. — Ты ему поверила, даже не зная, о его напряженных отношениях и с лихачами, и с бесфракционниками?

— Да.

— Ясно, почему ты не выбрала эрудитов, — хохочет она.

Щека у меня начинает дергаться. Я хочу ударить Эвелин, как, уверена, многие из находящихся в зале, хотя они никогда не посмеют в этом признаться. Мы угодили в ловушку. Мы заперты в городе, который патрулируют бесфракционники. Они захватили власть. После смерти Джанин Мэтьюз не осталось никого, кто бы осмелился бросить ей вызов. Из огня да в полымя, от одного тирана к другому — таков наш мир.

— Почему ты молчала? — спрашивает она.

— Не люблю признаваться в слабости, — отвечаю я. — И еще я понимала, что Четыре это не понравится: то, что я работала с его отцом.

И внезапно я холодею: сыворотка правды действует и на меня.

— Зачем вам валяться на помойке, которую вы сами тут устроили! Что у вас здесь за трон? — выпаливаю я.

Лицо Эвелин искажает гримаса отвращения.

Она склоняется к моему лицу, и я догадываюсь о ее настоящем возрасте. Вижу ее морщины, и нездоровую бледность — следствие многолетнего воздержания в еде. Но она по-прежнему красива, как и ее сын.

— Я стараюсь построить новый мир, — отчеканивает она и вдруг переходит на шепот. — Я была альтруисткой, Беатрис Прайор. Не представляю, что с тобой будет дальше, но обещаю, что для тебя не найдется места, в особенности рядом с моим мальчиком.

Я улыбаюсь. Этого нельзя делать, но с этой дрянью в крови подавлять жесты и мимику ужасно трудно. Она думает, что Тобиас принадлежит ей. Но вообще-то он принадлежит только самому себе. Эвелин выпрямляется.

— Возможно, ты и глупа, однако ты не предательница. Допрос закончен. Ты свободна.

— А мои друзья? — вяло возражаю я. — Кристина, Кара…

— В самое ближайшее время мы разберемся и с ними.

Я встаю, чувствуя слабость и головокружение после укола. Народу в зале — как селедок в бочке, и несколько долгих секунд я не могу сориентироваться, пока кто-то не берет меня под руку. Мальчик со смуглой кожей. Юрайя. Мы направляемся к выходу. Нас сопровождают чьи-то громкие возгласы.

Мы шагаем по коридору к лифту. Юрайя прикасается к кнопке, и двери раздвигаются. У меня подгибаются колени.

— А про помойку и трон, это было не чересчур? — интересуюсь я.

— Нормально. Она считает тебя вспыльчивой и неуравновешенной.