Вероника Рот - Преданная

Я проваливаюсь в темноту.

Потом слышу, как меня окликает мама. Она зовет меня к себе. Я открываю глаза, поднимаюсь и бегу в ее объятия. Простит ли она меня? Надеюсь. Хочу верить в это.

Мы с Эвелин стоим у окна, плечом к плечу, наблюдая за снежной круговертью. Белые хлопья кружатся и оседают на карнизе. В мои руки уже вернулась чувствительность.

Похоже, что наш мир еще не разрушился.

— Я использую радио и войду в контакт с Маркусом, чтобы начать переговоры о мирном соглашении, — говорит Эвелин.

— Я должен сдержать обещание, которое дал, — прикасаюсь к плечу Эвелин.

Она мягко улыбается, а я ощущаю угрызения совести. Я не собирался торговать ее любовью ко мне. Я хотел предоставить ей возможность выбора. Трис права: когда вам приходится выбирать между двумя плохими вариантами развития событий, вы выбираете тот, который сохранит ваших любимых.

Питер скорчился в коридоре, прислонившись спиной к стене. Он смотрит на меня, его темные волосы прилипли ко лбу.

— Ты что, не «перезагрузил» ее? — интересуется он.

— Нет.

— Ясно, тебе не хватило смелости.

— Чушь. Ладно, неважно, — качаю я головой и сжимаю флакон. — Ты еще не передумал?

— Нет.

— Ты мог бы просто постараться измениться, — замечаю я, — и принимать более взвешенные решения.

— Угу, — ворчит он. — Но я не смогу.

Точно. Менять себя трудно, это происходит медленно и, конечно, не за один день, а за длинную их череду. Возможно, источник проблем исчезнет лишь по прошествии времени. Питер боится, что впустую потратит все силы, а в итоге станет хуже, чем сейчас. И я отлично понимаю, что он чувствует. Страх самого себя и есть мой главный кошмар.

Я помогаю ему подняться, сесть на диван и спрашиваю его, не хочет ли он поговорить напоследок. Нет.

Трясущейся рукой он берет флакон и откручивает крышку. Жидкость почти переливается через край. Он осторожно нюхает ее.

— А сколько я должен отпить? — спрашивает он, и я слышу, как стучат его зубы.

— Не знаю, — отвечаю я.

— Ладно. Ну… поехали, — он поднимает пузырек, будто салютуя мне.

— Смелее.

Он делает глоток.

Мне становится холодно.

— Эй, Питер, — кричу я, и мои слова превращаются в пар.

Он стоит в дверях штаб-квартиры эрудитов, на его лице застыло непонимающее выражение. При звуке своего имени он удивленно поднимает брови и тычет пальцем себе в грудь. Мэтью сказал нам, что человек будет дезориентирован, но я не предполагал, что «дезориентирован» означает «глуп». Вздыхаю.

— Да-да, ты. Иди сюда.

Я не сомневался, что даже после того, как он примет сыворотку, я все равно буду видеть в нем новичка, ударившего Эдварда в глаз ножом для масла. Или того мальчика, который пытался убить свою подругу. Но реальность оказалась проще, чем я думал. Он просто лишился памяти.

Потом мы втроем направляемся в парк Миллениум. Мы с Эвелин — впереди, а Питер следом за нами, как-то вприпрыжку, словно он маленький ребенок. Снег поскрипывает у нас под ногами. Мы приближаемся к гигантской скульптуре, в которой отражается лунный свет, а затем спускаемся вниз по лестнице. Эвелин берет меня за локоть, чтобы сохранить равновесие, и мы обмениваемся взглядами. Интересно, не нервничает ли она так же, как я?

Здесь расположен павильон из двух стеклянных блоков, каждый, по крайней мере, в три раза выше моего роста. Тут мы и встретимся с Маркусом и Джоанной. Конечно, будем реалистами: и мы, и они вооружены.

Они нас опередили. Маркус сразу целится в Эвелин. Я, на всякий случай, тоже навожу на него пушку, которую дала мне мать. Вижу очертания его черепа, редкие волосы и крючковатый нос, торчащий как клюв птицы.

— Тобиас, — восклицает Джоанна.

Ее красная куртка Товарищества присыпана снежинками.

— Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь предотвратить массовое убийство, — отвечаю ей. — Меня удивляет, что ты носишь оружие.

Я киваю на характерную выпуклость в кармане ее куртки, в которой безошибочно угадывается контур пистолета.

— Иногда необходимо идти на радикальные меры, чтобы поддержать мир, — произносит Джоанна. — Я считала, что ты, в принципе, с этим согласен.

— Хватит болтать, — встревает Маркус. — Эвелин, выкладывай, что у тебя.

Он явно сдал: осунулся и побледнел. Вокруг его глаз темнеют фиолетовые круги. Я вспоминаю о своем отражении в комнате страха. Я до сих пор нервничаю, что стану похож на отца. Даже сейчас, когда мама на моей стороне, о чем я всегда мечтал, когда был маленьким.