Владимир Лосев - Спаситель

— Чтобы понять, как у нас здесь хорошо, нужно просто побывать в аду, — сказал Майк. — Я там был, хоть и не в самом аду, но рядом. А вот мой друг он из ада.

— Он — хороший парень, — сказала медсестра. — Жалко его.

— Что значит, жалко? — спросил Майк. — Что угодно, но жалости он во мне никогда не вызывал.

— Поговорите с врачом, — вздохнула девушка, подводя его к дверям кабинета. — Мне нельзя вам ничего говорить.

Майк недоуменно посмотрел ей вслед и зашел в кабинет. Врач был тот же самый, что проверял их на вокзале, он кивнул головой на кресло и сказал.

— Ваши анализы я уже посмотрел, — сказал он. — И думаю, что нам придется и вас положить в больницу. Все не так хорошо, как мне показалось вчера, но думаю, что за месяц мы приведем вас в относительный порядок. Гораздо хуже обстоят дела у вашего друга…

— А что с ним? — спросил Майк.

— Я вам все расскажу, после того, как вы мне ответите на некоторые вопросы, — сказал врач. — Первое, что я хочу знать, где вы с ним встретились?

Майк назвал город, в котором он впервые увидел Вика и улыбнулся, вспомнив, как они познакомились.

— Ещё я хотел бы знать, какую примерно дозу радиации он получил?

— Я не знаю, — пожал плечами Майк. — Могу только сказать, что соседний город подвергся атомной бомбардировке, и от него ничего не осталось. А этот город находился примерно в двадцати километрах от взрыва. Вик был там и во время взрыва и после него.

— Понятно, — кивнул врач. — Значит, очень большую дозу. Это интересный случай, я сталкиваюсь с таким впервые.

— И что в этом интересного? — спросил Майк.

— А то, что ваш друг получил такую дозу, что уже десятая часть её считается смертельной, — сказал врач. — Он находится в отдельной палате не потому, что нуждается в покое, а потому, что нахождение рядом с ним других больных небезопасно. Он сам испускает радиацию и довольно большую.

— Понятно, — пробормотал Майк. — Вы сможете его вылечить?

— Нет, — покачал головой врач. — Как мы можем его вылечить, если мы даже не понимаем, почему он до сих пор жив?

— Это плохо, — сказал Майк. — Но вы же врачи, вы должны что-то делать, а не только удивляться тому, что он до сих пор жив.

— В его организме находятся все формы рака, которые мы знаем, — сказал врач. — Практически поражены все органы его тела. Метастазы разошлись по всему организму. Ни хирургическое вмешательство, ни терапия уже не помогут. Больные даже с половиной его болезней испытывают такую жуткую боль, что не могут ходить, и их существование держится только на обезболивающих средствах, а также благодаря искусственным сердцам и почкам, к которым их периодически подключают.

Это все, что могут предложить врачи. Ваш друг должен был умереть ещё год назад, а он жив, он ходит, и не требует обезболивающих средств, поэтому я и говорю, что случай очень интересный.

— Он умрет? — спросил Майк.

— Я же сказал, что я не знаю, почему он жив, — хмуро сказал врач. — Я не знаю, почему он ходит, почему он улыбается, когда он должен испытывать такую боль, которую просто невозможно вообразить. У меня сложилось даже такое ощущение, что у него настолько огромная воля, что он не позволяет боли взять над ним верх.

Его состояние с приезда в больницу резко начало ухудшаться прямо на глазах, каждый последующий анализ говорит о том, что началось резкое обострение. А вот, когда он умрет, я не знаю, случай редкий, но думаю, что это может произойти в любую минуту…

— Вы ошибаетесь, доктор, — сказал Майк. — Мы прошли с ним вместе больше шестисот километров, и все это время нам приходилось бороться за свою жизнь. Он несколько раз тащил меня на себе, когда я не мог идти.

И при этом он ни разу не пожаловался на боль, или на какое-то недомогание. Это мне было плохо, а не ему. Вы простите меня, доктор, но я думаю, что все ваши приборы врут.

— Я тоже так сначала подумал, — вздохнул врач. — Поэтому мы взяли все анализы, а вот их результаты говорят нам о том, что ваш друг давно смертельно болен.

— Понятно, — криво усмехнулся Майк. — Но я вам все равно не верю. Если вы считаете, что я должен к вам лечь, то прошу вас, положите меня в ту же палату.

— Мы не можем, — покачал головой врач. — Я же уже сказал, что находиться рядом с ним другим больным небезопасно.

— Меня это не касается, я рядом с ним пробыл почти месяц, и все ещё жив, — сказал Майк. — Оттого, что я с ним пробуду ещё неделю, месяц, или год, ровно ничего не изменится. И я настаиваю на этом.

— Я могу это сделать, только в том случае, если вы подпишете бумагу, в которой вы возьмете ответственность на себя, — хмуро сказал врач.