Дылда Доминга - Erratum-2

— Это случайная встреча, — Лили снова попыталась выбраться из кольца его рук, но падший не позволил ей этого сделать, распахнув крылья и отгородив их от остального мира.

— Случайным могла быть твоя первая встреча с ним у кокона, — в его глазах вспыхивали и гасли смертельные огни. — Да, Гарус рассказал мне — не ожидала? Слишком уж гладко выглядела твоя история о любви и падении. В то время как уже века, века никто не падал! — Он перевел дыхание, пытаясь успокоиться, но, судя по его взгляду, ему не очень удавалось. — Отсюда следует логичный вопрос: зачем ты затесалась к нам в доверие? Чего хотят наши светлые друзья, а? — Еще один удар сокрушил стену по другую сторону от Лили. Но в коконе из его крыльев они словно были одни среди всего мира, и вырваться и удрать было некуда.

— Гарус говорил, что ты изменился. Но я не думала, что так…

— Не заговаривай мне зубы, — выражение его лица стало холодным. — Я не оставляю шпионов в живых.

— Хорошо, — зеленые глаза глядели на него со спокойной решимостью, пришедшей из открывшейся вдруг глубины. На миг ему показалось, что она смеется над ним, а в следующий — что боль, которая раздирает ее на части изнутри, не сравнится с придуманной им самой изощренной казнью. — Давай же, чего ты медлишь, — едва не заорала она, и отчаяние хлынуло из ее глаз через край.

— Да что ты такое? — хрипло проговорил он.

— Ничего, — слезы потекли по ее щекам, а голова безвольно опустилась вниз. И ни капли страха — он не ощущал от Лили ни единого отголоска.

— Ты хочешь умереть? Тогда зачем встречалась с Синглафом?

— Я наткнулась на него в баре, в который ты меня приводил. Откуда я знаю, почему вы, две противоположности, на всей земле выбрали один и тот же чертов бар! — Она вскинула голову, и теперь ее глаза сверкали почти так же, как еще недавно у Самаэля.

— Кетани? — неуверенно улыбнулся падший.

— Да, — шмыгнула носом Лили, вытирая слезы.

— У этой крылатой твари есть вкус, — заметил падший.

— Он не говорил о тебе того же, — вздохнула Лили, — хотя, собственно, он вообще ничего внятного не говорил.

— Он ходит в бар? — с запозданием изумился Самаэль.

— Не ходит, скорее, надирается в стельку.

— Зачем? — крылья опали и исчезли за его спиной. Их вновь окружил привычный интерьер спальни Ника.

— Не может смириться с поражением.

— Каким?

— Самаэль…

— Что такое? Светлейшего угораздило?

Лили посмотрела на него с недоумением:

— Куда угораздило?

— Познать реальную любовь, а не абстрактную, — горькая усмешка заиграла на губах Самаэля.

— Да что ты такое говоришь? — вскипела Лили. Синглаф больше не был ее наставником, но она не могла допустить, чтобы кто-то оскорблял светлейшего в ее присутствии.

— Простите-простите, — развел руками Самаэль, — что посягнул на его святейшество, — и гадко засмеялся.

— Он сердит на то, что я подвела его! — возмутилась Лили.

— Чем подвела? Тем, что спасла его задницу?

— Ты… — Лили не нашлась, что сказать, только смотрела во все глаза на падшего.

— Да, я знаю, — кивнул он. — Наивно было думать, что я не выясню.

— И ты не сердишься?

— Да он нам ни к черту не был нужен, но что-то надо было делать, — падший крутанулся по комнате. — Ник сходит с ума и бросается в кокон, Небирос запирается в своем колодце, Синглаф становится завсегдатаем бара — а ты интересный человек, — Самаэль прищелкнул языком.

— Не надо, не начинай, — попросила Лили, но он будто не слышал.

— И кто следующий?

— Надеюсь, что я, — Лили развернулась и бросилась в открытые двери. Его последние слова слишком совпадали с ее собственными мыслями. Она снова становилась причиной необратимых бед, и как всегда, не представляла, как все исправить.

Ноги сами привели ее к нижним слоям. Лили застыла перед входом в слои, а руки привычно потянулись в их сторону, чтобы дотронуться до врат и посмотреть, какой из них свободен. Может, ей и правда лучше зайти в один из них и обрести навеки покой, став бесформенной тварью без прошлого и без сомнений, без мучительных воспоминаний, раздирающих душу на части. Что лучше: такая жизнь, как у нее, или вечная кома? Но даже твари что-то ощущали, их что-то по-прежнему мучило, иначе к чему бы им так стремиться к трусклу, этим проклятым черным ягодам. Хотя, возможно, трускл означал лишь отдых, своего рода сон для скользящих, ведь тяжело бесконечно меняться, им тоже иногда нужен покой. Рука коснулась камня, и тот откликнулся — она знала, какие из слоев свободны, и они манили своей пустотой и первозданностью, в них можно было возродить свои мечты и фантазии, прошлое, сбывшееся и несбыточное, создать то, чего больше никогда не будет и улыбаться, беззаботно, счастливо, забыв обо всем на свете.