Антон Фарб - Глиф

Наташа фыркнула.

— Это у Илонки-то тайна? Да я ее с детского садика знаю, она же тупая как пробка! Она и буквы-то поди не все еще выучила, а тут руны…

— Не всегда люди играют в игры, — назидательно сказала Анжела. — Иногда игры играют в людей. Значит, руны… Мариночка, ты умница. Тебе цены нет. Все сходится: Черное Солнце и руны против vévés… Две команды, а не одна.

— Есть еще кое-что, — заметила Марина. — Я собиралась рассказать вчера, но не успела. Вот, — она протянула Анжеле рисунок Славика. — Монада Джона Ди. Еще один… как его Ника назвала? Ах да, глиф. Его тоже использовали в Игре.

— Ну, вообще-то этот символ называется Египетская Монада, и первым описал его Атаназиус Кирхер, а Джон Ди всего лишь его усовершенствовал, — сказала Анжела просто для того, что потянуть время. Появление монады было для нее полным сюрпризом, и Марина почувствовала удовлетворение.

— И как это вяжется с рунами и вуду? — внутренне торжествуя, спросила она.

— Никак, — Анжела развела руками. — Полная эклектика…

— А может быть, — продолжила наступление Марина, — команд не две, а больше? И война глифов масштабнее, чем мы думаем?

— Я считаю, — рассудительно ответила Анжела, — что этот вопрос следует задать не мне, а твоей драгоценной Нике Загорской. Я и раньше предполагала, что девочка не так проста, как хочет казаться, а уж после вчерашнего… Знаешь, кто ее прислал? Радомский собственной персоной!

— Стоп-стоп-стоп! — замахала руками Наташа. — Эта самая Ника вчера, когда Илонку везли в больницу, сунула мне свою визитку и сказала, что хочет встретиться…

— Вот именно, — многозначительно кивнула Анжела.

Марина внезапно ощутила, как к горлу подкатывается с трудом сдерживаемая ярость. Ника. Наглая столичная жидовка. Если выяснится, что за всем этим стоит она… Как в таких случаях говорят? Держите меня семеро, шестеро не удержат! Уничтожу эту дрянь!..

В этот момент в дверь постучали. Притихшие женщины испуганно переглянулись.

— Кто это может быть? — спросила Наташа.

— Сейчас узнаем, — с наигранной бодростью сказала Анжела и пошла открывать.

Она вернулась через минуту в компании чудовищно грязного, насквозь промокшего, чумазого подростка, похожего на бомжа. Старенькая курточка и серые джинсы были вымазаны рыжей глиной, и той же глиной было вымазано его лицо, а через плечо была перекинута тоже грязная, но все равно красивая кожаная сумка с серебряными заклепками.

— Анжела Валерьевна, — чуть запыхавшись, сказал подросток. — Это я, Женя. Мы с вами на полигоне познакомились, помните? На фестивале бардов…

— Я помню, — кивнула Анжела. — Клеврет, верно?

— Да, точно, Клеврет! — обрадовался парень.

— Ну-ка, господин Клеврет, раздевайтесь и снимайте-ка башмаки, а то все ковры мне испачкаете, — заявила Анжела, довольно удачно изобразив заботливую клушу. — С чем пожаловали? — спросила она, брезгливо, двумя пальцами принимая у Жени перемазанную куртку. — И где это вы так поизносились, а?

Избавившись от верхней одежды и обуви, Женя-Клеврет рухнул на ближайший стул и обхватил себя руками.

— Мне н-нужна ваша п-помощь. — Его трясло от холода, тоненький свитер был тоже насквозь мокрый, и у парнишки зуб на зуб не попадал. — Я в-вам принес тут… вот… — Он ногой подтолкнул сумку с торчащим из нее свитком.

— Свитер тоже, — скомандовала Анжела, и Наташа, в которой проснулся материнский инстинкт, помогла Женьке стащить свитер через голову.

— Т-там, — сказал он, растирая синие от холода руки, — в сумке…

Марина, до сих пор не принимавшая участия в этом пиршестве заботы и эрзац-материнства, решила присоединиться и растереть мокрого дрожащего мальчишку. Она принесла из ванной вафельное полотенце и приступила к делу, начав с рук. Но Женя вдруг ойкнул от боли — и Марина увидела, что именно она начала растирать. Внутри у нее все обмерло.

— Смотрите! — воскликнула Марина и ткнула пальцем в предплечье подростка.

Там, на фоне свежего, багрового кровоподтека ярко синела вытатуированная монада.

Настроение у Ники было — гаже не бывает. После ночного звонка Радомского уснуть она не смогла, и до утра проворочалась в постели, пытаясь выбросить из головы назойливые мысли о том, что могло случиться с дедом. Встала в семь утра, невыспавшаяся и злая. Кофе в доме неожиданно закончился, сливки в холодильнике успели скиснуть. И вообще запас продуктов уменьшился. Оно и неудивительно: если верить календарю, начиналась вторая неделя пребывания Ники в родном Житомире. И начиналась она, следует заметить, отвратительно.