Макс Мах - Альв

Несколько минут назад, когда они только приблизились к этому месту, проводник показал ему курган, сложенный их осколков красновато-коричневого гранита, и сказал:

— Это могила Ратера, здесь мы обычно останавливаемся перекусить и отдохнуть.

— Ратера? — удивился Яков, полагавший, что отец погиб где-то севернее, то есть, там, где сам он перешел "за грань". — Ты говоришь о Ратере Богсвейгире?

— Точно! — кивнул проводник. — А говорил, что плохо знаешь эти места.

— Я их просто забыл, — пожал плечами Яков, впиваясь взглядом в могильный холм. — С детства здесь не был… Так он здесь погиб?

— Про это не скажу, — ответил проводник, — но рассказывают, что похоронен он именно здесь.

"Кто же, тогда, насыпал могильный холм?" — Вопрос не праздный, потому что победители в здешних войнах обычно не столь великодушны к побежденным.

"Надо бы узнать, кто проявил такую небывалую щедрость!"

— Не знаешь, — спросил он проводника, — кто насыпал курган?

— Герпир Аустмадер, я думаю, — ответил мужчина.

"Вояка с востока?"

— Кто он, этот Герпир?

— Ярл Скулны.

— Так он не из местных?

— Нет, — покачал головой проводник. — Он с Архипелага, с Альса, кажется. Но точно не скажу. Сам понимаешь, где они и где я. Раньше-то, конечно, ярлы себя от народа не отделяли, но те времена прошли, приятель. Герпира чаще бароном величают, чем ярлом. Но ты же сам в немецких землях живешь, должен, стало быть, понимать, в чем разница.

— Понимаю, — кивнул Яков.

Он проводил Сигуса взглядом и снова обернулся к могильному кургану. Там, под камнями, лежали кости его отца. Во всяком случае, Яков хотел в это верить.

"Сейчас я старше, чем он был тогда", — подумал он с удивлением.

"Сколько тебе тогда было? Лет тридцать или чуть больше… А, казалось, старик!"

Наверное, следовало прочесть молитву, но Яков понимал, что христианская молитва здесь неуместна, — "Отец этого не поймет!" — а как молятся Одину или Тору, он просто не помнил.

"Или я должен помолиться Вали? [20] Вали — в германо-скандинавской мифологии бог мщения. "

Но, если не читать молитву, оставалось только одно — поговорить с Ратером Богсвейгиром по душам, как разговаривал Яков с Ильей Свевом, когда приходил на его могилу. Однако Свева Яков знал в течение многих лет своего детства, юности и зрелости. Им было, о чем поговорить и тогда, когда Илья был жив, и тогда, когда его не стало. С Ратером все обстояло иначе. Богсвейгир — что означает "лучник" — являлся родным отцом Якова. Их объединяли кровь и род, и вот эта холодная земля. И безумная отвага, и неколебимая твердость духа… Но им не о чем было говорить, вот в чем дело.

В результате, Яков просто постоял пару минут, глядя на могильный холм, отдал отцу дань памяти, и пошел искать Альв.

Альв, как ни странно, отлично вписалась в новую компанию. Стояла рядом с маленьким костерком, слушала болтовню собравшихся у огня женщин, вставляла уместные реплики и ела кусок вяленого мяса, которым ее угостил кто-то из новых товарок. Отличное вживание в образ, хотя кое-кто явно заметил несоответствие между показной простотой и непоказной уверенностью в себе, волей, тотальным контролем, сочетающимся с несочетаемым — легкостью, естественностью и необычной грацией, с которой двигается Альв, ест, смотрит, говорит. Эта крупная — высокая и дородная — женщина, пригласившая Альв в свой фургон, смотрела на нее тем особым взглядом, который бывает у людей, силящихся что-то вспомнить или понять. И это Якову решительно не понравилось. Он предпочел бы двигаться, не привлекая к себе внимания, но, с другой стороны, что же делать? Они с Альв составляли такую пару, на которую трудно не обратить внимания.

"Посмотрим… поглядим…"

— Альв! — позвал он, подходя, но женщина, по-видимому, только того и ждала. Знала, небось, что он к ней приближается. Почувствовала, как умеет только она. Оглянулась сразу, а на губах уже расцветает улыбка.

"Наверное, это все-таки любовь!" — отметил он краем сознания, чувствуя, как в ответ на ее улыбку, учащается ритм его сердца.

И женщина почувствовала его реакцию. Улыбнулась еще шире, шагнула навстречу, позволила подхватить себя с земли, поднять, поднести к губам, поцеловать. Ну, что сказать! Сколько раз целовал он эти губы, столько раз сходил с ума. Жаль только, что познакомились они всего несколько дней назад, а близки стали и того позже. Однако и проявлять чувства так открыто было неловко, и Яков, как ни жаль, вынужден был вернуть Альв на место. Поставил на землю и случайно откинул капюшон ее шубки. Прическа Альв открылась всего на пару мгновений — женщина тут же накинула капюшон обратно, — и, вроде бы, ничего особенного в том, как выглядела Альв не было. Никто и внимания не обратил. Никто, кроме купчихи, на чьем фургоне ехала Альв. Женщина увидела черные волосы, собранные в подобие узла, скрепленного двумя спицами, и форменным образом обомлела. Яков ее реакцию заметил, нахмурившаяся Альв ее почувствовала, но, похоже, купчиха знала что-то такое, чего не знали ни Яков, ни Альв. Она, наконец, нашла то, что искала — вспомнила или просто поняла, — и это открытие ее поразило, как гром среди ясного неба.