Павел Брыков - Томас

Ноги, выглядывающие из-под юбки, были коротковаты и, когда баронесса сидела в кресле, не доставали до пола. Завершали экибану коричневые туфли со скошенными носками.Они были актуальны в далекие послевоенные годы, потом в конце семидесятых, и вот дура-мода, сделав заковыристое коленце по спирали, снова вернулась к тупости в обувке. Антонина Петровна, к её чести будь сказано, не меняла своих привычек и вкусов. Она, наверное, ещё в 50-х знала, что в конце тысячелетия завзятые модницы будут оглядываться на её шикарные, на массивном каблуке туфли с блестящими пиратскими пряжками.

Когда Антонина Петровна в кабинете оставалась одна, и пребывала в хорошем настроении, ей нравилось играть в «попади». О, это сложная забава. Баронесса отодвигала от стола сделанное по заказу кресло и давай примериваться куда, на какую паркетную панельку сигануть. Оттолкнувшись от подлокотников, она выбрасывала свое немалых размеров тело вверх и по дуге приземлялась на пол. Тело, подчиняющееся своим законам динамики, при соскоке чаще всего опускалось не туда, куда хотелось, а куда получалось. Прыжок, разглаживание ткани на животе, подбор юбки, наклон чтобы посмотреть, куда же попала. Возвращение на место. И так помногу раз, пока туфли не закрывали намеченные панели. Отличная зарядка я вам скажу. Соседи снизу, как бы часто они не менялись, отличались одним склочным качеством — они пытались бороться с громом над потолком. Якобы штукатурка осыпалась им на головы, лепка отскакивала, нанося помещению, работникам городских служб и посетителям невосполнимый моральный и физический урон. Кстати, однажды люстра, сорвавшись с крюка, упала на бюстик композитора Шопена (инв. № 36675) и плечо старшего экономиста Н.Ю. Сенкевича. Но все жалобы завершались одинаково — соседи получали новое помещение, а набившие руку мастера реставрировали потолок. Несмотря на нытье коллег, баронесса продолжала свои забавы. А почему? Да потому что Антонина Петровна у властей была одна, а экономистов Сенкевичей... хорошо, старших экономистов Сенкевичей, много. Жалобы прекратились в тот момент, когда было принято соломоново решение в помещение под кабинетом баронессы никого больше не вселять.

Вот такая была и есть Антонина Петровна фон Унгерн. Представили? Теперь вы поймете моё удивление, когда эта дама весом в полтора центнера при появлении Томаса бросила на стол веер, с помощью которого спасалась от жары (я уже говорил, что кондиционеров тогда в горсовете не было?), и козочкой спрыгнула на пол. Оп — ля! — попала в ранее намеченные панельки!

Антонина Петровна направилась к Томасу, закричав: «Тихо-о-о-о-о-о-оня-а!!!».

Состоялась встреча на Эльбе. Объятия, поцелуи, похлопывания по бокам, дружественные тычки, покачивания головами, прицокивания. Антонина Петровна сияла, как золотое солнышко на масленицу.

— Ах, гад, как сохранился... Красив, свеж. Чем вас только на пагорбах кормят?

В ответ гость сопел, улыбался и краснел словно мальчишка.

Баронесса всплеснула руками:

— Хоть убей, не верю — Тихоня снова в Городке!!! Сам Томас Чертыхальски спустился к нам, горемыкам. Это ж надо? — спросила сама себя, и тут же ответила: — Надо! Надо отметить! Твои ж роги-за-ноги!

И снова бросилась лобызаться.

Томас с трудом высвободился из объятий.

— Тоня, душенька, и я рад. Отпразднуем. И я соскучился! Очень! Но хочу предупредить...

Антонина Петровна вдруг сделал грозные глаза.

— С проверкой?

— Успокойся. — Томас, засунув руки в карманы брюк, вздохнул. — В отпуск. Вот, решил отдохнуть пару неделек. Расхолодить косточки, так сказать. Подышать свежим воздухом, повидаться со старыми друзьями, подругами. С тобой «скляночку» выпить.

Баронесса погрозила пальчиком, на котором плотно сидел перстень с огромным черным камнем.

— А, жук чухонский, всё помнит. Эх, Тихоня, для тебя хоть клад из-под земли.

Она огляделась по сторонам, словно только что проснулась.

— А что это мы у порога стоим? Проходи, гость дорогой, будет тебе и «скляночка», и твой любимый балычок, пойдем.

Проведя Томаса вглубь кабинета, она усадила гостя в кожаное кресло, а сама засеменила к сейфу. Ключи висели на кожаном шнурке. Шнурок на шее. Саму связку не было видно, потому как она покоилась далеко в декольте. Когда надо было отпереть сейф, Антонина Петровна — не знаю почему, может по старой привычке, которая осталась после работы в ЧК, может ещё что, — но баронесса становилась так, чтобы посторонним кроме её спины ничего не было видно. В этот раз — о, чудо! — она при Томасе достала ключи, выбрала нужный — гость видел какой! — и отперла сейф.