Роберт Блох - Кушетка

— Может быть, сегодня.

16

Глухие жалюзи не давали пробиться дневному свету. Чарльз лежал на кушетке. Он смотрел мимо доктора Янца, на жалюзи.

— До чего мрачные иллюзии, — сказал он.

— Какие иллюзии?

— Разве я сказал “иллюзии”? Я имел в виду „жалюзи”, — он засмеялся.

— Ты чувствуешь себя сегодня очень хорошо, Чарльз.

— Почему бы и нет? Бели б я только мог убраться с этого ложа...

— С кушетки?

— Я думаю о ложе. Вспоминаю греческий миф о разбойнике и его ложе.

— О Прокрусте?

— Именно. Помните, он принимал путников и укладывал их спать на ложе. Если люди были коротки, он вытягивал их на дыбе, а если были слишком длинны — обрубал им ноги.

— Я — Прокруст, да?

— Ну, а разве не то же самое делает психиатр с пациентами? Подгоняет их под стандартные размеры, подравнивает.

Янц закурил.

— Ты сам хороший психолог, Чарльз. Но тебе не вовлечь меня в спор.

— Думаете, я просто тяну время, да? — Чарльз усмехнулся, потом закрыл глаза, усмешка исчезла. — Ладно, спектакль должен продолжаться.

— Какой спектакль?

— Весь мир — подмостки, люди — лишь актеры.

— Нет, Чарльз. Не надо Шекспира, венецианской истории, мифологии. Не нужно удивлять меня эрудицией. — Янц положил сигарету в пепельницу. — Кто научил тебя читать, Чарльз? Сестра?

— Да, Руфи. Прежде чем я пошел в школу, она много читала мне. А потом мы вместе ходили в библиотеку.

— Вам очень нравилось заниматься чем-нибудь вместе?

— Иногда я думаю, что она просто была добра. Присматривала за мной.

— Твоя мать умерла, когда ты родился?

— Да, я никогда не видел ее.

— Так что в некотором смысле Руфи стала тебе матерью.

Чарльз задумался. Потом кивнул.

— Пожалуй, это так...

Янц наклонился к нему.

— Ты ведь читал кое-что и по психотерапии, да?

— Немного.

— Ты знаешь, что называется эдиповым комплексом. Это совершенно естественно для мальчика — на определенном этапе развития — испытывать привязанность к матери.

— Да, но со мной не могло этого случиться. — Чарльз нетерпеливо пошевелился. — Моя мать была мертва.

— Руфи была жива.

— Теперь вы говорите в точности, как он...

Чарльз уставился на Янца.

— Вот кого нужно бы положить на вашу кушетку, доктор! Вечно совал нос в чужие дела, подслушивал. Думаете, я не знаю почему? Он ненавидел Руфи, потому что она была жива, а моя мать — мертва. Потому что мы имели свои секреты. Он никогда не оставлял нас в покое...

— Твой отец...

— Я ненавидел его! Я мог бы убить его! Голос Чарльза поднялся до крика. — И когда-нибудь я убью его!

— Ты не можешь убить своего отца, — спокойно сказал доктор Янц. — Он уже умер.

— Умер?..

Янц кивнул.

— Разве ты не помнишь? Он умер почти два года назад, сразу после того, как ты попал в тюрьму.

На лбу Чарльза появились морщинки. Взгляд стал осмысленным.

— Конечно... я помню... у него... был удар. После смерти Руфи.

Янц покачал головой.

— Твоя сестра не умирала, Чарльз. Она жива. Ты сам мне рассказывал — она вышла замуж и уехала в какой-то город в Иллинойсе. Какой именно?

— Я... не знаю.

Чарльз с трудом ворочал языком.

— Когда она вышла замуж, она умерла для тебя. Потому что умерла любовь.

— Да...

— Но отец для тебя жив. Потому что ненависть живет.

Чарльз спустил ноги с кушетки. На какой-то миг застыл с поникшей головой.

Голос Янца звучал мягко.

— Как ты сам определяешь свое состояние? Ты считаешь, что нуждаешься в помощи?

Чарльз поднял голову. Он уже улыбался.

— Конечно. И я знаю, что вы можете помочь мне.

— Освободивший тебя офицер думает иначе, — тихо произнес Янц. — Он хотел бы, чтобы ты согласился на добровольную изоляцию.

— Вы имеете в виду — в лечебнице?

Чарльз уже встал, его лицо быстро меняло выражение. Янц тоже поднялся, положил руки на плечи молодого человека.

— Чарльз, ты нуждаешься в интенсивной психотерапии, тебе нужна помощь гораздо более серьезная, чем та, которую могу оказать здесь я. Полагаю, что начало уже положено, и через полгода или год...

— Год?! — Чарльз высвободился и отступил к стене. Вы хотите запереть меня на целый год?!

Янц не ответил. Он ждал.

Голос Чарльза стал ровным.

— Я чувствовал, что к этому идет, — сказал он.

Затем он кивнул. Улыбнулся.

— Вы правы. Я нуждаюсь в лечении. Теперь я понимаю.

Ну, значит, договорились. Приходи, скажем, завтра в полдень. Поговорим обо всем с Лэнгтоном.

— Как вы сочтете нужным, доктор, — Чарльз с опаской пошел к двери, поглядывая на сумку для гольфа, прислоненную к стене позади стола.