Танит Ли - Ожидающая в башне [ЛП]

— Дорога в Креннок-дол здесь! Здесь! Через реку!

Тут дьяволица бросила свое речное варево, подошла к ней и повернула ее к реке.

— Для тебя нет переправы. Мост разрушен — это сделал он, зная, что ты идешь вслед. Он был напуган, гнал коня вскачь, подгонял его стальными шпорами, зная, что женщина-вампир гонится за ним. Я сказала ему заклинание для защиты от тебя, но оно не сильно поможет ему. Посмотри на себя — ты же вся изголодалась. Так вот какова твоя любовь — гнаться за мужчиной, который в ужасе бежит от тебя, который весь ненавидит тебя — и его чресла и его рука с мечом? Разве не ты довела до гибели его побратима Голбранта Доброго? — Тут дьяволица сплюнула. — Что заставляет тебя гнаться за ударом меча — единственным, что он тебе с удовольствием даст?

Но белая женщина все смотрела на противоположный берег реки и искала, искала переправу, которой здесь вовсе не было, и это увидел бы любой, кроме нее. Дьяволица металась возле нее, подпрыгивая, как страшная черная коза; она и была похожа на козу, у нее даже были козьи рога на голове, и облик соответствовал ее сути. Она схватила женщину за плечи.

— Ты хотя бы знаешь его имя? Нет. Ну, он есть на свете, и, значит, ты его найдешь. Раз ты так его хочешь, то войди в воду, и она вынесет тебя, куда нужно, если ты, конечно, решишься это сделать. Тебе предстоит долгий поиск, но когда ты его найдешь, то он будет твоим. Только помни, чего ему это будет стоить. Он окажется безумным, но тебе это будет в радость — если ты сохранишь его от высоких обрывов и смерти. Как твой ребенок и твой мужчина, оба в одном — во веки веков.

Она слышала, и все поняла, хотя слова представились лишь тенью ее дум. На кромке берега дьяволица прошептала:

— Если ты освободишь его, то обратишься в прах, ибо меч отсечет твою голову. Не позволяй никому и ничему встать между вами. Помни об этом.

Затем она толкнула женщину своими костлявыми руками, и та свалилась в воду. Белая женщина не ощутила испуга. Ее волосы и платье держали ее на воде, течение несло ее, руки ее висели, как утонувшие цветы, а она думала лишь о том, кого искала. Всю ночь река несла ее вниз под грустными звездами среди холмов на серебристых волнах. И под утро выкинула, как белую русалку, на обледенелую отмель над которой возвышался холм, увенчанный Креннок-долом.

Ее нашли несколько рыбаков. Они подумали, что это самоубийца, оградили себя крестным знамением, но прежде, чем они отправились за священником, она встала и, не видя их, пошла прочь по каменистой дороге, ведущей на вершину холма.

Холм был покрыт зеленью. Она не была слишком густой, там не росли ядовитые травы, а за холмом простирались леса. Земли Креннока были оазисом жизни между мертвыми землями, окружавшими их с севера, юга, запада и востока. На вершине зеленого холма стоял королевский дворец, построенный из дерева, камня и меди. Его крышу поддерживали двести колонн из зеленого мрамора, похожих на деревья. Играли фонтаны, лежали спокойные, гладкие, как стекло, пруды и белые птички порхали в садах где свисали гроздья округлых плодов. Таков был Креннок-дол. Перед огромными бронзовыми вратами висел колокол высотой с дюжего рыцаря, а язык его был величиной с десятилетнюю девочку.

У нее не мелькнуло и мысли позвонить в колокол; до него мог бы достать своим мечом лишь высокий воин, сидящий на крепком коне. Поэтому она стучалась, пока не разбила в кровь руки о бронзовые панели.

В королевских владениях существовал закон, согласно которому любой, пришедший в поисках милости или правосудия, явившийся с любой просьбой, должен был быть выслушан. В конце концов на стук вышел привратник и впустил ее. Ее платье и волосы были все еще мокрыми от воды, и когда она переступила порог, черные речные травы, свисающие с юбки, тянулись за ней. Она изрядно напугала привратника.

Она прошла по огромной лестнице в зал с его лесом колонн. Король и его рыцари недавно вернулись с утренней молитвы и сидели за длинными столами с едой и питьем. Сам король сидел на высоком троне из кованого золота, как и три дня назад, когда с морского берега примчался рыцарь с налитыми кровью глазами, на дрожавшем от страха коне. Король поднялся, чтобы приветствовать и расцеловать рыцаря, это был его любимец, возможно, лишь Голбранта Доброго он любил чуть больше, чем Алондора, которого женщины шепотом называли Золотым.

Но Алондор отшатнулся от своего повелителя.

— На мне лежит проклятие, — воскликнул он. — Не дай Бог я, как заразу, передам его вам.