Shin-san - Уровни Глубины [AT]

Со мной что-то не так… Больно. Ноют кости, выворачивает суставы, как при высокой температуре, по всем мышцам тела пробегают хаотические спазмы. Внутри меня, судя по ощущениям, словно прорастает стальная, разветвленная сеть, прокалывая и раздвигая плоть, сменяясь накатывающими волнами то жуткого жара, то сильнейшего холода. Но морская вода вокруг, подобно амниотической жидкости в утробе великой праматери всего живого, заботится о «младенце», одновременно сбивает жар и согревает от холода, притупляет боль и придает сил.

Чувство времени потеряно напрочь, мысли, нет, тени мыслей текут медленно и неторопливо, как капли густого масла по стеклу, порой зацикливаясь и начиная хаотично кружиться в ленивом хороводе. Но спустя несколько минут, часов, а может и дней, я почувствовал – берег уже близко… Но хочу ли я на берег? Не уверен… В воде хорошо, уютно и даже уже как-то привычно. Но меня и не спрашивают. Волны – или чьи-то руки? – выталкивают меня на сушу и сразу же, стоит только спине и плечам вмяться в прибрежный песок, наваливается страшная слабость. Тут тоже неплохо, ноги мягко омывает прибой, и можно отдохнуть…

Первое, что я услышал, придя в себя и даже не открыв глаз, был многоголосый гомон чаек, означающий близость моря – и уже только одна эта мысль слегка приподняла мне настроение. Потом пришел легкий запах чего-то горелого.

«А я, судя по всему, жив и на суше. Неужели киношные штампы о героях, потерявших сознание в море и живыми вынесенных на берег, все же не вранье?»

Открыв глаза, я увидел себя лежащим на металлической койке, поставленной у стенки из шероховатого, серого полимера. Подо мной имелся матрас, и даже простыня с подушкой, а укрыт я был зеленым шерстяным одеялом, вид которого сразу же мне напомнил незабвенные казармы, настолько казенно оно выглядело. Я огляделся. В помещении, похожем на небольшой склад, имелись еще кровати с наваленными грязными матрасами с подсыпающим из них синтетическим наполнителем, а сама комната выглядела как пережившая близкий налет и потом спешно приведенная в хоть какой-то порядок.

Пол был чистый, но стены и потолок усеивали явно свежие глубокие трещины; окна, лишившиеся стекол, были наспех забиты большими кусками полупрозрачного пластика, пропускавшими рассеянный свет. Соседняя койка была застелена, но заметно помята, как будто на ней кто-то лежал; на тумбочке в изголовье стояли пластиковые бутылки с водой, начатые блистеры каких-то таблеток и капсул. А в картонной коробке рядом с кроватью виделась горка бурых от засохшей крови бинтов и ваты. Еще там были разорванные упаковки пластыря, белели разнокалиберные шприцы, поблескивала горсть использованных ампул и стеклянные флаконы.

«Ясно. Кто-то притащил меня сюда, и даже лечил. И сидел со мной. Что ж… Теперь у меня есть кто-то, кому я однозначно должен».

Слегка пошевеливаясь и прислушиваясь к ощущениям, я понял, что лежу голый, руки-ноги у меня на месте и даже ничего не болит, по крайней мере сильно. Немного ныли спина и правое плечо, звуки и солнечный свет воспринимались как-то резковато, но, учитывая, что я помнил о своих последних минутах на борту «Ямала», это были такие мелочи, что и упоминать их не стоит.

И тут же нахлынули воспоминания, выстраиваясь в последовательную цепочку: разговоры на борту об аномальном для южных широт «северном сиянии» прямо по курсу, странные всполохи на горизонте, а потом – экстремальная побудка среди ночи, почти сразу уничтоженный мостик со всем комсоставом, а потом – неуязвимые порождения бездны, расстреливающие нас и в буквальном смысле рвущие большой десантный корабль на куски, как будто он сделан из бумаги.

Пережитое было слишком явственным и реальным, чтобы счесть все внезапно навалившимся бредом. А раз так, то, согласно учению материализма, будем считать все происходящее самой что ни на есть реальностью, данной мне в ощущениях. Пока что-либо не убедит меня в обратном.

И реальность выходила очень даже фантастичной – и это еще мягко говоря. Потому что гладкие, лоснящиеся как мокрая резина, зубастые твари, что разорвали наш корабль и расстреляли его из мерцающих воронкообразных углублений у них на лбах, выглядели один в один как представители некоей неизвестной расы Глубинных. По крайней мере, так назвали их люди, изгнанные с морей и океанов этими порождениями моря.

И то создание, наполовину человек – наполовину монстр, тоже отлично вписывалось в эту картину, ибо там среди Глубинных были и такие, причем в большом многообразии.