Рейчел Инглз - Миссис Калибан

Вернулась она в кухню быстро — убедиться, что не прозевала жарящийся сыр. И полпути прошла по клетчатому линолеуму, каким застелен пол ее славной безопасной кухни, когда открылась сетчатая дверь и в дом ввалилась гигантская тварь, похожая на лягушку, ростом шесть футов семь дюймов и неподвижно замерла перед нею, чуть пригнувшись и вперившись ей прямо в лицо.

Она остановилась, еще не зная, что остановилась, и посмотрела, не осознавая, что видит что-то. Ее это удивило и потрясло так же, будто она услышала взрыв и увидела, как по полу летят ее же раздробленные ноги. Между ним и тем местом, где она стояла, было пространство; словно брешь во времени. Она видела, до чего медленно все происходит.

Дороти чувствовала, что он ей хмурится, но он еще не шевельнулся. Рот у нее слегка приоткрылся — она это ощущала, — а по коже побежали волны мурашек. Вспышка жара или льда пронеслась по ее позвоночнику, по шее и через весь череп, так что волосы на голове действительно вроде бы приподнялись. И у нее заболел живот.

Затем среди всех поразительно высвобожденных ароматов ее потрясения и ужаса она уловила слабый запах горения, какой и предупредил ее насчет тостов. Как раз поэтому она изначально и спешила. И, не думая, Дороти метнулась вперед, схватила чапельник, выключила газ, вывалила кусочки тоста на тарелку, выставленную специально для них, и задвинула гриль обратно в духовку.

Существо заворчало, и Дороти пришла в себя. Сделала шаг назад. Ворчание усилилось. Она шагнула еще — и столкнулась со столом. На дальнем его краю лежали сельдерей, морковь и помидоры, кочан латука и ее любимый острый нож, который что угодно вспорет, как бритва.

Дороти медленно вытянула руку; медленно потянулась она еще дальше. Взгляда своего не отрывала от его глаз. Те были огромны и темны, казались гораздо крупнее человеческих — и до крайности глубоки. Голова у него вполне напоминала лягушечью, но круглее, а рот был меньше и располагался скорее по центру лица, как и у человека. Только нос очень плосок, почти отсутствовал, а лоб горбился двумя складками. На ладонях и стопах у него виднелись перепонки, но не до конца пальцев, вообще-то — лишь чуть-чуть заметны, а во всем остальном своем теле он был в точности как человек — хорошо сложенный крупный мужчина, вот только цвета буро-зеленого в темных пятнах и повсюду совершенно безволос. И еще у него были необычайно малы уши, располагались низко, округлые.

Она вытянулась через весь стол, на миг оторвала взгляд от его глаз и взяла длинный стебель сельдерея, лежавший рядом с ножом. Ворчание стихло. Она медленно шагнула вперед и выставила сельдерей перед собой.

Он тоже сделал шаг и протянул руку. Пальцы его сомкнулись на сельдерее. Она выпустила свой конец. Осталась стоять там же, где и была, и посмотрела, как он съел стебель вместе с листьями. Затем повернулась, взяла еще один и вновь протянула ему. На сей раз он подержался за ее руку и общупал ее своими обеими, а сельдерей взял только потом. Касание его было теплым и сухим, но отчего-то более мускулистым, чем у человеческой руки. Дороти оно показалось приятным. Он открыл рот, и губы, словно бы с некоторым трудом, вылепили слово.

— Спасибо, — произнес он.

Дороти удалось ответить:

— Пожалуйста, — и она осознала, что говорит он с легким иностранным акцентом.

— Надо помочь, — произнес он.

Она подумала: тебе надо помочь, боже мой, о боже мой, тебе нужна помощь? Тебе надо помочь — и мне надо.

— Помоги мне, — сказал он. — Они меня убьют. Я уже много страдал.

Она поглубже заглянула ему в глаза и подумала: ну еще б он ни страдал — он же не такой, как все люди, а теперь за ним охотится полиция, и кто знает, что за жуткие эксперименты над ним ставили.

— Ладно, — сказала ему она. — Но подожди тут пока минуточку.

Она подхватила поднос с жареным сыром на тостах, орехами и картофельными чипсами и поспешила в гостиную. Арт дежурно улыбнулся ей, а Фред даже не поднял взгляд, лишь пробормотал:

— Спасибо, Дотти, — и дальше шуршал бумажками, на которые они смотрели.

Она вбежала обратно через распашную дверь и застала лягушатника за поеданием всего ее салата.

— Проголодался? — спросила она. — Чего еще ты хочешь съесть?

— Любые овощи, — ответил он. Все слоги «овошчей» он выговорил отчетливо, но ей попадалась всего, может, пара американцев, которые так произносили это слово.

— Фрукты?

— Не любые. Не слишком… — Он помахал крупной кистью и договорил: —…С таким острым вкусом, не такие вот.