Джо Хилл: Она спокойна

На дворе было начало июня, и мы с ним вышли во двор. Он отошёл ярдов на десять от больницы, сойдя с кирпичной дорожки на лужайку. Схватив мой рукав, он согнулся. Его выворачивало наизнанку снова и снова. Мне он казался каким-то одеревеневшим и ослабевшим. Слова ободрения вылетели из головы, и я тоже почувствовал себя слабым и больным. Было невыносимо слушать звуки, рвущиеся из его сжатого горла. От напряжения он побагровел.

В какую-то секунду я подумал, что нам повезло бы, найди мы Джулию мёртвой. Я бы хотел, чтобы те, кто её забрал, довели дело до конца. Эта шальная мысль испугала меня, и весь день после этого мне было стыдно. Позже, спустя пару недель, я, казалось, забыл эту мысль, но она вновь меня посетила — как Галена выворачивало во дворе больницы — и снова через моё сознание ледяным дождём проскользнул стыд, настолько резкий и отчётливый, что я содрогнулся.

Через несколько недель после возвращения Джулии домой, её мать укладывала её в постель. Кэрол погасила свет и выключила телевизор, стоявший у изножья постели. Присев рядом с Джулией, она подчинилась нервному импульсу и наклонилась поцеловать дочь в лоб. Джулия с безразличием пялилась на оштукатуренный вручную гипсокартонный потолок, будто не замечая мать. Но именно это безразличие и стало показателем улучшения. То был второй или третий раз, когда Кэрол попыталась поцеловать дочку после её похищения, но первый раз без воплей ужаса… в принципе, Джулию больше всего пугали именно прикосновения к лицу. Кэрол настолько переполняло смешанное ощущение радости, восторга и ужаса, что лишь через минуту она смогла заставить себя подняться с постели дочери и оставить её одну.

Джулия, в свою очередь, выждала минуту-другую, после чего выбралась из кровати, подтянулась на своих алюминиевых костылях и прошла в туалет, где выудила из аптечки большую бутылку прописанных ей обезболивающих таблеток. Затем она вернулась в кровать, залезла под одеяло и села, опираясь на спинку кровати. Высыпав все таблетки в углубление, сформированное между коленями, она принялась глотать их по одной, запивая мелкими глотками воды. Когда Гален и Кэрол открыли дверь, от бутыли осталось восемь-девять таблеток. Кэрол сходила в сарай, чтобы позвать Галена и отвести внутрь, чтобы проверить, позволит ли Джулия поцеловать себя и отцу. Они остановились на пороге комнаты и уставились на дочь. Джулия взглянула на них в ответ испуганными глазами, не донеся очередную таблетку до рта. Секунду родители молча смотрели на дочь, после чего Джулия забилась в рыданиях и принялась сгребать оставшиеся таблетки. Когда к ней подошёл отец, она уползла под кровать. Она поставила ему фингал под глазом, отбиваясь от него ногами и локтями, пока он пытался усадить её в машину.

Я лично промывал ей желудок в больнице Грин Лейн.

Джулия выждала два месяца, прежде чем попробовать снова, и на этот раз всё было точно так же, как и в прошлый, когда передозировка не удалась. Люди теряют бдительность проще, чем кажется. В то время, когда я навещал моего брата и его жену, я постоянно заставал их по очереди сидящими перед телевизором в некоем подобии транса, как будто постоянная «отключка» Джулии была заразной. Родители не выбросили из головы — просто не могли — попытку дочки покончить с собой. Но, возможно, через какое-то время, достаточное для того, чтобы поверить, что Джулия не предпримет ещё одну попытку убить себя, они просто старались не возвращаться к тем мыслям. Иногда мне кажется, что Джулия именно этого и хотела, и потому-то она ждала так долго. Если забыть её родители не могли, то могли хотя бы расслабиться. Они могли перестать настолько внимательно следить за ней.

Однажды, примерно в сентябре, я зашёл к Галену выпить пива и посмотреть игру «Янкиз», и в перерыве третьего иннинга [2] Иннинг — один из девяти этапов бейсбольного матча; каждый иннинг состоит из двух частей — «фреймов». я встал и направился по коридору в туалет. В дальней части коридора было жарко и темно, мой мочевой пузырь саднило, плюс я малость опьянел… однако, проходя мимо закрытой двери спальни Джулии, я услышал это .

До моих ушей донеслось тоненькое позвякивание и шорох стекла. Я нерешительно остановился, глотнув горячего спёртого воздуха, и максимально навострил уши — казалось, я начал слышать биение волн крови в своих венах и то, как моё сердце её перекачивает. Я изо всех сил прислушивался к тишине, но ничего не услышал. Затем я вернулся в гостиную.