Вионор Меретуков - Тринадцатая пуля

— С царем ясно. Прикончили вы его, бедолагу… А дети? Вы же и детей расстреляли!.. Они-то в чем повинны?..

— Это все Ильич. Жестокий и мстительный человек! Не мог царям простить смерть брата. Вот и решил их всех… под корень. Кстати, он просил меня поговорить с вами. Ему хотелось бы знать, снился ли вам когда-нибудь Малюта Скуратов? Если снился, не может ли товарищ Сюхов сделать так, чтобы он приснился ему еще раз с целью последующей материализации. Берии нужен квалифицированный помощник. А Дзержинский все никак не материализуется, что-то заело. Его, железного Феликса, вроде уже подготовили, сказал Владимир Ильич, но запустить с того света никак не могут, гравитация мешает, там дураки ученые сделали его слишком тяжелым: они поняли все буквально и Феликса выковали целиком из листового железа….

— Вы мне что, заказ на Малюту Скуратова делаете?

— А что? В самое ближайшее время работы будет по горло. Берии никак не справиться. Суды куплены, прокурорские работники продажны, как те проститутки, с которыми делит ложе самый главный прокурор, чиновничество погрязло в коррупции, в милиции работает преступников больше, чем их сидит за решеткой. Надо всю эту накипь, нечисть, заразу, злокачественную опухоль на теле государства оперативно удалить. И вы думаете, народ меня в этом не поддержит? А потом мы начнем опять строить коммунизм! И вы, товарищ Сюхов, нам в этом поможете!

— Пока вы не успели пролить первой крови, предупреждаю вас — люди сейчас другие и время другое, и мир другой. Не наделайте глупостей. Пока не поздно, уйдите! Не мешайте людям жить так, как им хочется. Пусть люди ошибаются, но не мешайте им жить свободной жизнью!

— Товарищ Поскребышев, проводите гостя. Мне будет очень жаль, Андрей Андреевич, если я не увижу вас на баррикадах, в рядах восставшего народа. Вы только подумайте, как это романтично погибнуть на баррикадах! Кстати, кто сказал, что вы пьяница, вы же почти не притронулись к водке?

— Мне не до питья, какая уж тут водка. Было очень приятно вас послушать. Вы, оказывается, куда опаснее и умнее, чем я думал. А на баррикады мне никак нельзя, там действительно можно погибнуть, и вам тогда труба. Вы об этом забыли?

— Как я могу забыть такое?! Какие там баррикады? Это же я фигурально выразился…

А ведь захватят, черт бы их побрал, думал я, возвращаясь на свою половину, захватят и телеграф, и почту, и вокзалы, и банки и опять пальнут с "Авроры".

И на этот раз не по Зимнему, а по Кремлю. А что? При нынешнем уровне техники это вполне осуществимо.

Разрежут крейсер автогенами и по воздуху, на вертолетах, доставят по частям из Питера в Москву, к Большому Каменному мосту, за ночь сварят, — революционеры любят работать по ночам, — а утром спустят кораблик на воду и из носового орудия ахнут по Кремлю, где сидит законно избранный президент.

Очень даже возможно. Недовольных нынче — великое множество: ночью по улицам один не ходи — прибьют или ограбят, как Викжеля, если он не врал.

Магазины завалены товарами и всевозможной едой, но далеко не всем они по карману; свобода тоже не всем нравится, и люди понимают ее по-разному, а многим так хочется поджечь дом богатенького соседа, а еще лучше поставить того к стенке.

Захватят власть и быстренько-быстренько превратят горячо любимую страну, как в добрые, старые времена, в зону за колючей проволокой.

Понатыкают на каждом углу сторожевые вышки с пулеметами. А как же быть с мнением мирового сообщества? А плевали они на это мифическое мнение с высокого дерева или с той же сторожевой вышки. Сталин на колючей проволоке экономить не будет.

Теперь Малюта им понадобился…

Да, все это уже, увы, не шуточки. И не сон. Совсем не сон! Сатана приложил здесь свое раздвоенное копыто или некий иной инфернальный высший разум решил опять покрыть Россию кровавым покрывалом, — науке это не известно.

В реальности существования этих ископаемых злодеев не приходится сомневаться. Того же Берию лицезрели многие тысячи людей. Возможно, не все его узнали, но я-то узнал! А как он решительно, с каким боевым напором рубил руками воздух!

Мне вспомнился маузер, дорогой товарищ маузер, купленный в Малаховке и до поры укрытый в моей библиотеке, на второй полке, среди покрытых пылью, давно заброшенных книг, когда-то, в лучшие времена, бывших моими самыми верными друзьями…

Какая грустная символика! С одной стороны книги, написанные умными, часто добрыми, людьми. С другой — оружие, револьвер, который создан умелыми, тоже, возможно, добрыми, людьми и который должен кому-то принести смерть…