Кирилл Григорьев - Галатея

— Может, они никогда настоящей водки не пробовали? — предположил Дима.

— Не знаю, — Вадим пожал плечами. — Может быть, — он посмотрел на Стременникова снизу вверх. — Прикинь, у меня сейчас в кабинете сидит живой Андрюха Палтус.

Дима вытаращил глаза.

— Это как? — не поверил он. — Целый и невредимый?

— И невредимый, — поддакнул Вадим. — Понимаешь, живой!

— Это добрый знак, — сказал Стременников. — Может быть, и Машка…

— Дима! — оборвал его Немченко. — Хватит! — он покрутил в руках пустой стакан и продолжил после паузы:

— Ума не приложу, что мне теперь с ним делать.

Дима молча встал, вернулся к холодильнику и налил водки в освободившийся стакан. Только теперь себе. Залпом выпил, сморщился, сдерживая дыхание, и приложился к бутылке с колой. Пластиковая бутылка возмущенно захрустела.

— И что, — выдохнул Дима. — Что он говорит?

— Что ничего не помнит.

— А ты ему веришь? — прямо спросил Стременников.

Вадим полез за сигаретами.

— Нет, — подумав, твердо ответил он.

— Но он твой племянник, — напомнил Дима.

— Он мой племянник, — с горечью подтвердил Немченко, закуривая.

Стременников в затруднении почесал затылок. От этой дурацкой привычки он пытался избавиться уже несколько лет.

— Палтус опасен, — после паузы сказал Дима. — Он очень опасен, но убирать его пока нельзя. Возможно, он что-то знает.

Немченко молча кивнул.

— Возможно, он приведет нас к…, — Стременников замялся на мгновение. — К Тензору. Но как вытащить то, что у него в голове?

Вадим поднял голову. Оба понимали, что имелось в виду совершенно другое. И Немченко был благодарен другу за эту заминку.

— Может, гипноз? — с надеждой предложил он.

— Надо пробовать, — ответил Дима. — Нам нужен хороший специалист. А Палтуса пока необходимо изолировать. Надежно, с постоянным наблюдением и охраной.

— У тебя есть кто-нибудь из врачей? — поинтересовался Немченко.

— Найдем. Это не проблема. Проблема в том, чтобы в закрытой клинике разместить наших людей.

— Это решу я, — решительно поднялся Вадим, хлопнув себя по коленям. — Ты найди хорошее местечко, а я разберусь с охраной. Договорились?

— Постой-ка, — нахмурился Дима. — А сегодня?

— А сегодня Палтус переночует на складе, — ответил Немченко. Он несколько раз быстро затянулся и кинул сигарету в недопитый стакан. — И завтра, если что, тоже переночует. Я ребят сейчас же отправлю, пусть его отвезут, сдадут Васе и выставят караул.

— Больше упускать Палтуса нельзя, — подытожил Стременников.

Утро выдалось не из легких.

Сыворотка не стабилизировалась и распадалась на четвертой минуте, Сережа Моисеев опять заболел затяжным гриппом, а секретарша Катя, перепутав файлы, распечатала и, не проверив, отдала шефу вместо недельного доклада сборник интернетовских анекдотов.

Ближе к обеду Максиму позвонила мама.

На работу ему она звонила чрезвычайно редко и всегда по каким-нибудь экстраординарным поводам. Поэтому, услышав ее голос в телефоне, Максим непроизвольно напрягся.

Как выяснилось, не зря.

Сбивчиво и нервно она поведала о телефонном разговоре с тетей Олей. У Андрея, судя по всему, совсем поехала крыша. Обвешав комнату Натальиными фотографиями, обставив свечами, иконами и крестами в человеческий рост, он объявил, что собирается оживить свою любимую. Что, мол, он сумеет исправить ошибку Господа, которую тот в отношении Натальи допустил. Что мир не без добрых людей и многие готовы ему в этом начинании помочь. И что, наконец, в Интернете он уже организовал коллектив «воскресителей». Сообщил все это своей матери друг Андрюха, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения и, расплакавшись после, как ребенок, уснул сном праведника. Все это Андрей проделал в первой половине дня сразу же после ухода Максима. А сейчас он, поспав и слегка вернувшись на нормальные рельсы, поднялся и исчез в неизвестном направлении, оставив лаконичную записку: «Ушел оживлять». Тетя Оля, естественно, немедля позвонила Максиму домой.

— Ты, Максик, не знаешь ли, часом, где он? — закончила мама свою историю.

«Максиком» она, наверное, будет меня и в шестьдесят лет называть, подумал Максим удрученно.

Заверив ее, что постарается найти друга Андрюху во что бы то ни стало, он завершил разговор. Откинувшись в кресле, задумался.

Он прекрасно понимал состояние Андрея. Тот был человеком слишком эмоциональным и для него потерять любимую означало трагедию всей жизни. Вообще-то, поправил Максим себя, для любого человека это стало бы трагедией. Даже для самого тупого и черствого. А для меня?