Кирилл Григорьев - Галатея

— Это плохо.

— Это очень плохо! — хлопнул по столу Тарас. — А я сижу здесь и ничего не могу сделать!

— Вы еще что-то о воскрешаемой девушке говорили? — после паузы напомнил Антон. — Почему она вас беспокоит?

Петровский потер пальцы рук.

— Я боюсь, что Виктор не сможет ее остановить, понимаешь? Что не сможет… Как бы это сказать?…

— Не сможет ее отправить обратно, если она станет не человеком?

Петровский затянулся, потрескивая табаком в трубке.

— Вот именно, — кивнул он. — Тензор отнюдь не дурак, Антон. Он выискивает самые слабые места, даже те, о которых мы толком сами не подозреваем. И использует их. Думаешь, он просто так взялся за оживление этой Наташи? Нет, Антон. Мне кажется, все гораздо сложнее. Он просчитал нас в очередной раз. Он знал, что операцией будет руководить Виктор. И, поэтому, только поэтому, объектом оживления стал не чей-то любимый пес соседа по подъезду, а утраченная кем-то обожаемая любовь.

Тополев сделал глоток, поморщившись. Он не любил коньяк.

— Ничего не понимаю, — признался он. — Вы хотите сказать, что слабое место Гарина — это женщины?

— Да нет же, — с досадой ответил Тарас. — Не то. Просто… параллели, понимаешь? У Виктора была любовь. Настоящая, как в кино. Давно, несколько лет назад, он даже, помнится, как-то фотографию матери моей присылал. Сам Виктор и девушка его… Элеонора… Милая такая, тонюсенькая, как березка. Виктор грозился жениться и наделать кучу детей. Н-да… А потом… Потом что-то случилось… Он ничего не рассказывает толком, ты же его знаешь. Только, как-то поддали мы с ним крепко и проговорился он. Погибла его девушка. Убили ее прямо на его глазах… И похоронена она там же, в Калининграде…

— Так он недавно в Калининград мотался, — вспомнил вдруг Тополев. — Я ему еще командировку оформлял…

— Он каждый год туда ездит, — кивнул Тарас. — В годовщину смерти. Он виновным себя считает. Понимаешь теперь?

— Вы думаете, что Тензор постарается превратить свою Галатею в оружие возмездия, а Виктор не сумеет ее остановить?

— Я этого боюсь, Антон. Сижу здесь, черт, и боюсь! Надо было мне возглавлять операцию. Я бы сумел. Ведь каждый Пигмалион отвечает за свое создание, — вздохнул Петровский. — И каждый стремиться вложить в него частичку души…

— Судя по классике, это иногда не выходит, — пожал плечами Тополев.

— Посмотрим, — кивнул на рацию Тарас. — Нам теперь только и остается, что ждать… Хотя…

Он снова хлопнул ладонью по столу и сорвал телефон.

— Рома, — сказал Петровский, набрав номер гаража. — Готовься, сейчас выезжаем.

— Тарас Васильевич, — напомнил Тополев. — Операцией командует Гарин.

— Я знаю, — ответил Петровский, положив трубку. — Но я должен быть там. Я не могу сидеть в теплом кабинете, Антон, когда мой друг рискует жизнью, пойми. Там мой друг.

— Тогда и я с вами, Тарас Васильевич, — поднялся, одним глотком допив коньяк, Антон.

Ноль тридцать шесть.

Максим открыл глаза.

Над ним нависало лицо Геннадия.

— Живой, — сказал он, оборачиваясь. Сзади стоял Гарин с залитым кровью лицом.

— Сейчас я, — забормотал Максим, пытаясь подняться на ноги. Резкая боль в левой руке, опрокинула его обратно.

Он огляделся.

Джип, завалившись на бок, лежал в глубокой свежевырытой канаве. Почти до лобового стекла он ушел в землю, а край канавы нависал над ним, как пасть неизвестного науке монстра. Казалось, что и не джип это вовсе, а сбитый бдительными сторожами московского неба неопознанный летающий объект. С инопланетным экипажем из трех человек…

— Здорово, — произнес Максим, поднимая голову. До края земли, еле видного в темноте, казалось, было несколько метров. — Как это нас угораздило?

— Тензор, — весело и зло сказал Гарин. Под проливным дождем кровь размывалась по его лицу странными замысловатыми узорами. — Вот сволочь! Ведь даже наше решение предугадал!..

— Оно было очевидным, — произнес Сергей, сидевший рядом. Спиной он облокотился на грязное колесо поверженной машины, а водомет его, поникнув стволом, свисал устало с плеча. — Дай, Виктор, что ли, бальзама хлебнуть?

Гарин достал флягу.

— Машину жалко, — сказал Гена. — Хороший, ведь, был джип…

— Живые мы, — делая глоток из фляжки, произнес Виктор, — а это главное…

Хватая ртом капли дождя, Максим поднял голову.

Как же больно, боже, как же больно… Но, живые…

Он поднял к лицу левую руку и, закусив губу, чтобы сдержать рвущийся крик, задрал рукав куртки. Он даже не понял вначале, что случилось. Просто рука в десятке сантиметров ниже запястья странным образом заворачивала вправо, а на месте изгиба под кожей выступало что-то очень похожее на кость.