Глен Дункан - Последний вервольф

Весь день я провел, объезжая и обходя окрестности, с рюкзаком, в широкополой шляпе, туристических ботинках «Ван Горком», с биноклем и «Энциклопедией птиц Западной Америки», господин полицейский. Туристический сезон закончился месяц назад, так что тропинки были пусты. У меня было время подумать. Аромат деревьев и сырой земли вызывал пульсацию крови в клыках и когтях.

К трем часам туман рассеялся и выглянуло солнце. Я без особого труда нашел цель, продумал и разметил наш будущий маршрут, рассчитал расстояние и время, которое уйдет на все про все, и повернул в обратную сторону. До заката оставался час. Талулла позвонила, когда я садился в «Тойоту».

— Ну что ж, — сказала она, — у меня началась стадия повышенного оживления.

— Отлично.

— Не очень-то радуйся. Это почти как СДВГ, [44] Синдром дефицита внимания и гиперактивности — неврологическо-поведенческое расстройство развития. Проявляется такими симптомами, как трудности концентрации внимания, гиперактивность и плохо управляемая импульсивность. только с лихорадкой и галлюцинациями.

Еще одна прелесть прогресса в том, что мы вот так запросто можем перекидываться милыми банальностями по телефону.

— Все готово, — сказал я, — буду дома через час.

Солнце садилось за океан, скалистый берег был залит розовым и золотым. Машина за день нагрелась от солнца и пахла бензином и маслом. Я вел осторожно и сосредоточенно. Wulf рвался наружу, я чувствовал будущие когти и клыки в пальцах и зубах. По загривку бегали мурашки, голова то горела, то леденела. Мы почти на месте, друг, осталось совсем чуть-чуть . Я аккуратно ехал к своей любимой.

Следующим вечером мы поставили «Тойоту» — теперь уже с калифорнийскими номерами — на круглосуточную парковку у заправки на объездной дороге, отъехав километра полтора на север от главной трассы в сторону Национального парка Андрю Морелла. Талулла надела парик со светлыми волосами, на мне были накладные усы и бейсболка «Янкиз». Мы оба были в солнечных очках. Этот маскарад казался излишним, но на заправке все фиксировали камеры наблюдения. На улице было сыро и холодно. До восхода луны оставалось три часа. Настроение Лу опять изменилось. Вчерашнее волнение прошло. Она притихла и внимательно за всем наблюдала. Это была ее предпоследняя фаза перед Превращением. Последняя настанет минут за десять. Не самое приятное зрелище, судя по ее описанию.

Нам предстояло около часа идти пешком до горного перевала, который я заметил вчера. Потом свернуть с тропинки и пройти с километр сквозь лес секвой и дубов, превратиться — а потом девять километров веселой пробежки и игр до цели. Убить. Пробежать девять километров обратно. Снова превратиться. И дойти до машины. Надо было только правильно распределить время. Это всегда проблема. Восход луны в 20:06, а заход утром в 07:14. Итого одиннадцать часов и сорок шесть минут под Проклятием. Если бы я охотился один, продержался бы до 04:00. Два часа на то, чтобы убить и съесть, и еще час четырнадцать, чтобы добраться до лагеря. Как только ты вволю удовлетворишь голод и всласть набегаешься и напрыгаешься, то хочется, чтобы между убийством в обличье оборотня и восстановлением человеческого образа прошло как можно меньше времени — по одной простой причине: если останки быстро найдут, тебе не захочется быть трехметровым мохнатым чудовищем с окровавленными когтями и мордой, когда заревут сирены. Но теперь я охотился не один.

— Начинается, — сказала Талулла.

— Иди сюда. Быстрей.

Я приподнял ветку, и она поднырнула ко мне. Ее лицо было бледно и испуганно.

— Раздевайся, — сказал я. — Сама справишься?

Если доверять нюху, вокруг никого не было. В любом случае, нас было не разглядеть. Стояли сумерки, но в тени деревьев уже царствовала полная темнота.

«Ох», — чуть слышно сказала она, стоя в нижнем белье и обхватив живот. Она часто сглатывала. Один раз ее чуть не стошнило. Я снял с нее лифчик и трусики и сложил к остальной одежде в рюкзак. Проверил экипировку: влажные салфетки, распылитель с водой, жидкое мыло, мешки для мусора. Я забрался на дуб на высоту пять-шесть метров (как и репетировал вчера) и закрепил там рюкзак на карабинах. Когда я слез, Талулла стояла на коленях, скрюченная, обхватив себя руками.

— Не трогай меня, — сказала она.

— Хорошо.

— Почти началось.

— Знаю. У меня тоже.

Это были последние слова, которыми мы обменялись в ту ночь.

Она быстро превратилась. Быстрее меня. Я думал — как мужчина? как старший? (как идиот , Марлоу) — что уже перевоплощусь и буду к ее услугам, когда она еще будет биться в агонии. Но не тут-то было. Ее лицо покрылось испариной, в глазах заблестели искры, ее вырвало желчью, она вытянулась, перекатилась на спину, закусила губу и за каких-то двадцать секунд полностью обратилась с поражающий симметрией и грацией — пока я все еще беспорядочно метался и пытался вырваться из человеческого тела. Самый современный компьютер по сравнению с первыми разработками 50-х, неловкая разница, над которой, я подумал, мы потом будем смеяться.