Даниэль Дефо - Жуткие приключения Робинзона Крузо, человека-оборотня

Впрочем, время шло, а пироги так и не появлялись, поэтому я постепенно перестал опасаться возвращения дикарей и вернулся к своей давней задумке перебраться на материк, тем более, что, как уверял меня Уолла-Кэй, его племя встретит меня со всем радушием как спасителя их жреца. У него тоже было много вопросов ко мне, потому что он никак не мог поверить, что я прожил на острове столько лет, как мы с Пятницей ему сказали.

— Он говорить белые человеки здесь долго не жить, — сказал Пятница, переводя слова отца. — Этот остров хороший для Катхулу и плохой для белые человеки. Здесь безопасно только наш народ. — При этом его отец ударил себя в грудь, и я заметил, что рука у него точно такая же, как у сына, только ногти на пальцах длиннее, а перепонки между ними — более мясистые. Кожа у Уолла-Кэя была такой же серой, как и у моего слуги Пятницы, но у него были белая борода, рот — более широкий, а глаза — еще больше, чем у сына. Он сильно напоминал мне старую лягушку, но я ни за что не стал бы говорить Пятнице такие вещи.

Я заверил его, что не ошибаюсь в цифрах, и предложил ему взглянуть на мой календарь, то есть столб с зарубками, которые я по-прежнему делал каждое утро. Старик покачал головой и вновь дал понять, что, по его мнению, я не смог бы прожить здесь так долго. Затем они с Пятницей затеяли долгий спор, и я не понимал, о чем они говорили на своем языке, но заметил, что Пятница неоднократно указывал на меня и на небо. Глаза Уолла-Кэя стали еще больше от удивления, и, вытянув руку, он кончиком пальца дотронулся до моего лба. Затем он совсем по-собачьи обнюхал свои пальцы, и я понял, что он учуял моего зверя. Старик удовлетворился этим открытием и больше не сомневался в том, что я говорю правду.

Между тем после одного серьезного разговора с испанцем у меня появились сомнения относительно того, следует ли мне пытаться перебраться на материк. Из этого разговора я узнал, что еще шестнадцать испанцев и португальцев, спасшихся во время кораблекрушения, мирно живут среди дикарей, но при этом жизнь у них очень тяжелая и они испытывают крайнюю нужду даже в самых необходимых вещах.

Я расспросил его обо всех подробностях их плавания и узнал, что они находились на испанском корабле, шедшем из Рио-де-ла-Платы в Гавану, где им предстояло разгрузиться, а потом накупить всевозможных европейских товаров и вернуться обратно. На борту было пятеро моряков-португальцев, подобранных с затонувшего корабля. Сами они потеряли пятерых товарищей во время кораблекрушения, но, претерпев множество ужасных испытаний, все же сумели добраться до населенного людоедами побережья, где им в любой момент угрожала опасность быть пойманными и съеденными. Испанец сказал, что у них сохранилось оружие, но оно оказалось бесполезным, потому что не было ни пороха, ни пуль.

Я спросил, какая, по его мнению, участь ожидает их в этих краях и не пытались ли они выбраться оттуда. Олегарио сказал, что они часто говорили на эту тему, но такие обсуждения всякий раз завершались слезами и приступами отчаяния, потому что у них не было ни судна, ни инструментов для его постройки, ни запасов еды. Тогда я спросил, как бы, по его мнению, они отнеслись к моему предложению попытаться покинуть эти края и стоит ли обращаться к ним с этим. Больше всего я боялся, что они предадут меня и дурно обойдутся со мной, если я окажусь в их руках. Много нашлось бы моряков, которые отнеслись бы к человеку, одержимому зверем, как к низшему существу, перед которым не может быть никаких обязательств, ввиду чего они могли бы оказаться моими лютыми врагами. Ведь благодарность не принадлежит к числу присущих человеку добродетелей, и в своих поступках люди руководствуются не столько чувством долга и принятыми на себя обязательствами, сколько соображениями личной выгоды. Таковы были мои мысли, но в тот раз я утаил кое-что из них от Олегарио. Я сказал ему, что мне было бы очень тяжело, если бы я помог людям спастись, а они потом посадили бы меня в тюрьму в Новой Испании, и что я предпочел бы быть съеденным дикарями, чем попасться в лапы церковников и стать жертвой инквизиции.

И я прибавил, что если бы я мог рассчитывать на них и собрать всех на острове, то вместе мы запросто построили бы такое судно, на котором смогли бы добраться либо до Бразилии, либо до островов, либо до побережья, принадлежавшего Испании. Однако если бы они насильно доставили меня к своим соотечественникам, то моя доброта обернулась бы против меня и я оказался бы в еще более тяжком положении.