— Стало быть, ты сбегаешь с первым попавшимся богатым стариком?
— Он единственный, Томми. — Она погладила вампира по обгорелым волосам. — У меня нет выбора. Я терпеть не могу одиночества. А если бы он умер, я б никогда не узнала, что я такое.
— Так вы уезжаете вдвоем? Ты меня бросаешь?
— Мне бы очень хотелось придумать что-нибудь другое. Прости меня.
— Я знал, что ты разобьешь мне сердце.
Закат отбрасывал теплое оранжевое свечение на великую Пирамиду, а под ней Император на бетонной лавочке наслаждался капучино. Фуфел и Лазарь сражались за остатки трехфунтового стейка.
— Верные мои гвардейцы, хотелось бы мне, подобно Цинциннату, отправить вас на покой в деревню, как благородных господ, но Город по-прежнему нуждается в нас. Изверг побежден, однако отчаянье моего народа — еще нет. Имя нашей ответственности — легион.
Мимо прошло семейство туристов — они спешили до темноты попасть к остановке фуникулера на Калифорния-стрит, — и Император приветствовал их поднятым стаканчиком. Отец семейства, лысоватый толстяк в свитерке из Алкатраса, принял жест Императора за просьбу о подаянии и сказал:
— Нашел бы себе работу, что ли?
Император улыбнулся.
— Любезный сэр, у меня уже есть работа. Я Император Сан-Франциско и Защитник Мексики.
Турист с отвращением скривился.
— Ты посмотри на себя. Как ты одет? От тебя воняет. Помылся бы заодно. Ты же просто бродяга.
Император глянул на обтрепанные манжеты своего грязного шерстяного пальто, на протертые серые вельветовые штаны, все заляпанные вампирской кровью, на дырки в обшарпанных кроссовках. Затем поднял руку, понюхал у себя под мышкой и смущенно потупился.
Туристы ушли.
Кавуто и Ривера сидели в ушастых кожаных креслах перед камином дома у Кавуто в Коровьем Распадке. В камине пылали дрова, огонь потрескивал и танцевал, сражаясь с промозглостью, которую тянуло с залива. Комната была обставлена антиквариатом из бывалого дуба, шкафы набиты детективными романами, стены завешаны плакатами фильмов с Богартом. Ривера пил коньяк, Кавуто — скотч. На кофейном столике между ними стояла трехфутовая бронзовая статуэтка балерины.
— И что нам с ней делать? — спросил Кавуто. — Краденая небось.
— Может, и нет, — ответил Ривера. — Он ее мог прямо у Дега купить.
— Черный парнишка сказал, она стоит миллионы. Думаешь, не ошибся?
Ривера закурил сигарету.
— Вполне подлинная, ну. Что будем делать?
— Мне до пенсии года два. Я всегда хотел открыть лавку редких книг.
Ривера улыбнулся.
— Жена хочет Европу посмотреть. Да я и сам от своего бизнеса не откажусь. Может, научусь играть в гольф.
— Можем сдать ее и тихо досидеть до пенсии. После такого нас из убойного переведут, ты же понимаешь. Для наркотиков мы слишком старые. Может, в нравы — каждую ночь истеричные шлюхи орать будут.
Ривера вздохнул.
— Убойного мне будет не хватать.
— Да, тут тихо было.
— Я всегда хотел что-то понимать про редкие книжки, — сказал Ривера.
— Только без гольфа, — сказал Кавуто. — Гольф — это для слабаков.
Томми передвинул футон, чтобы можно было сидеть лицом к двум статуям, устроился на нем и стал любоваться делом рук своих. Весь день он проработал в литейной мастерской внизу — покрывал Джоди и вампира тонким слоем токопроводящей краски и грузил их в ванны для гальванопластики. Скульпторы-мотоциклисты были только рады помочь — особенно когда Томми вынул горсть налички из магазинного пакета, который ему принес Император.
Статуи выглядели весьма жизнеподобно. Да и как иначе — под слоем бронзы они были живы. Ну, за исключением Зелды, которая стояла рядом с вампирами. Перед тем как покрывать их краской, он натянул на Джоди лосины. Вампиру он выделил свои старые спортивные трусы. Поразительно, насколько быстро на вампире все заживало после того, как он попил крови Джоди. Хуже всего было ждать — под дверью спальни, куда Джоди внесла вампира, дожидаться, когда они на рассвете отрубятся, слушать тихий шелест их голосов. О чем можно столько трепаться?
В общем и целом вампир смотрелся неплохо. К утру почти все раны на нем затянулись. А Джоди даже в бронзе была красавицей. Завершающим штрихом стало просверлить в толстом слое бронзы ушные отверстия, чтобы с нею можно было разговаривать.
— Джоди, я знаю, ты, вероятно, очень и очень на меня сердишься. Но у меня не было выбора. Это не навсегда — я только вот пойму, что делать дальше. Я не хотел тебя терять. Я знаю, ты собиралась просто уехать и, наверное, так бы и поступила, а вот он — нет. Он бы ни за что не оставил меня в живых.
Читать дальше