Кристофер Мур - Выкуси

А она рукой своей только хвать — и я дернуться даже не успела, она батарейку у меня из внутреннего кармана цап и проводки оборвала. В смысле — быстрей, чем я успела моргнуть.

Поэтому я ей такая: «Я не собиралась включать».

А она мне: «Так-то понадежней будет».

Но только мне совсем ни вот столечки не надежно. И я чувствую — Джереду тоже ненадежно, птушто он носом уже хлюпает, того и гляди, расплачется.

А Джоди пилит себе эту бронзу, как рехнувшаяся личность, — с той стороны, где она была, чтобы Томми не порезать. И наконец типа достаточно отпилила, можно отогнуть и глянуть вовнутрь.

И она вся: «Томми, мы сейчас тебя оттуда вытащим. Только мне осторожней надо, но скоро я тебя освобожу совсем».

А Джеред такой: «Вам фонарик нужен?»

Джоди ему: «Не, я вижу».

А Джеред ей: «Он там мертвый?»

И тут у Джоди полотно ножовки — тресь пополам. Она такая: «Ну само собой. Он же вампир».

А я вся ему: «Тю? УО». И Джоди новое полотно даю.

Тут надо сказать, для бессмертной со сверхсилами Графиня кагбэ сосет с инструментами. Наверно, навыки домашнего ремонта не входят в темный дар.

Ну, где-то час тащемта прошел, и Графиня отдирает от статуи здоровый кусок. Появляются лицо Томми, торс и что не, а в остальном он там застрял и не шевелится, глаз не открывает, а сам даже еще белей Графини, кагбэ даже синячно-голубоватый такой.

Тут Джеред опять такой: «Мертвый?»

А Джоди типа впополаме между визгом и всхлипом, ему такая: «Тащи другой мешок крови, Джеред. И Эбби, где нахуй вся моя одежда?» А по щеке у нее такая слезка бежит, кровавая.

А я тут такая: «Уйблин». Птушто только теперь до меня доходит, почему она в моих шмотках. Когда мы с Фу сюда переселились, всю одежду Томми и Джоди сложили в вакуумные мешки под кровать. Поэтому я такая: «Что вам угодно надеть, Графиня? Счас принесу. В смысле, можете в моем ходить, когда только пожелаете, потому что я ваш верный клеврет, но вас создатель наделил сисяндрами позначительней, а также кормой покормовее, чем меня, не обижайтесь, и мое барахло на вас не очень лезет. Только без обид».

А Джеред такой: «Она еще твою толстовку с Эмили надевала сверху, но та теперь вся в крови». Аще мимо кассы. «Эй, а латте кто-нибудь хочет?»

Тут Графиня такая как зарычит на Джереда — клыки фронтальным строем, и все дела. А Джеред как отскочит — и опять лодыжку себе подвернул. А я такая: «Ох блять!»

А она такая как гавкнет: «Кровь!»

И мы с Джередом такие: «Ща-ща. Ох блять. Ох блять. Ох бле-ать».

Притаскиваю я ей мешок с кровью, она его зубами надорвала, по губам ему размазала и в рот залила. Но ничего не произошло. Джоди такая вся плачет, причем все громче, а у нас с Джередом все дальше крыши едут, и даже крысы в своих клетках с катушек слетают, бегают кругами и что не. Наконец у Томми глаза — хлоп такие, а сами хрустально-голубые, как лед, а не как глаза аще, и он как давай орать. Клянусь, блядь, зомби-езусом, вся стена окон в той студии разлетелась вдребезги в рамах.

Поэтому мы с Джередом такие в уголку съежились, уши заткнули — и тут Томми такой из статуи вылетает. Слышно при этом — у него кости в ногах хрусть, как соленые крендельки, когда он их из бронзы выдергивал, так он дальше на одних руках, и крыс с мебелью сшибает куда ни кинь, а сам — ко мне, и уже клыки нацелил.

А я такая только к кнопке на манжете, но он на меня уже весь навалился и в шею кусает. И такой сильный — это как натурально со статуей драться; а я слышу — Джоди визжит, а кожа у меня на шее вся клочьями уже расползается. У меня все зрение воронкой такой собирается, во тьму, и я себе думаю: «Я, блядь, что ли, умираю? И что это за хуйня тогда?»

А потом вдруг — такой громкий бамм, как в колокол ударили, чувствую — Томми с меня стаскивают. И свет ко мне кагбэ возвращается. Вижу: Графиня такая стоит, а в руках у нее, как копье наперевес, — торшер Фу из нержавейки. Это она только что им Томми дерябнула так, что аще с меня сшибла. Но он на нее не кидается, а опять прыг на меня на руках, кровь по всему полу размазал и прочее.

Тут Графиня его хвать за шиворот сзади — раскрутила и швырнула в разбитое окно, а с ним и металлические рамы вылетели, и всё.

Тут опять вопль, а я за шею держусь и кагбэ ползу к здоровенной этой дыре, которая раньше была передней стеной логова. А Томми там такой посреди улицы внизу, весь голый — лежит в громадной кляксе стекла и металла и медленно на ноги всползает по боку машины.

А Джоди такая со мной рядом, и вся: «Томми! Томми!»

Но он по переулку через дорогу ухромал — так шел, словно у него ноги по-прежнему переломаны, но, может, залечивался на ходу или еще что-то, хотя понятно, что болит у него все, как свят-ебят.