Либба Брэй - Прекрасное далеко

— Простите… эй, вы! Сэр! — кричу я.

— Джемма Дойл! — в ужасе восклицает бабушка.

Молодой человек поворачивается. Это не Картик. Он протягивает мне дневную газету.

— Газета, мисс?

Я судорожно сглатываю.

— Нет. Нет, спасибо.

Я снова падаю на сиденье, приказывая себе больше не смотреть в окно и не преисполняться бессмысленными надеждами. «Где же ты, Картик?»

— Это просто неприлично! — сердито говорит бабушка и прищуривается, поскольку ей в голову приходит новая мысль. — Они не нашли в тебе чего-нибудь предосудительного, Джемма? Ты не болтала лишнего, ты не вела себя… странно?

«Я отрастила когти и лаяла на луну. Я призналась, что поедаю сердца младенцев. Я сказала им, что похожа на француженку». Ну почему я всегда в чем-нибудь виновата?

— Мы говорили о цветах миссис Шеридан, — ровным тоном отвечаю я.

— Ну, в этом нет ничего плохого, — решает бабушка, успокаивая себя. — Нет, ничего дурного тут нет.

К вечеру последнего дня в Лондоне мое отчаяние возрастает до бесконечности. Бабушка пораньше отправилась спать, «изможденная», как она выразилась, дневными делами. Том собирается на ужин в клубе Атенеум, по повелению лорда Денби.

— Я вернусь великим человеком! — сообщает он, восхищаясь своим отражением в зеркале над каминной полкой.

На нем новый цилиндр, отчего мой брат похож на дорогое чучело.

— А я буду молитвенно преклонять колени, пока ты отсутствуешь, — говорю я в ответ.

Том оборачивается ко мне с язвительной усмешкой.

— Я бы отправил тебя в монастырь, но даже тамошним святым женщинам вряд ли хватит терпения, чтобы выдержать твою сварливость. И, пожалуйста, не провожай меня. Мне не хочется мешать твоему унылому созерцанию огня.

Он быстро направляется к двери и даже подпрыгивает от восторга на ходу.

— Не стоит беспокоиться, — говорю я, снова поворачиваясь к камину. — Ты и не помешаешь.

Мой светский сезон еще не начался, а я уже чувствую себя неудачницей. Как будто я унаследовала кожу, которая мне не по размеру, и потому постоянно приходится подтягивать ее и поправлять, подкалывать булавками и подрезать, отчаянно стараясь подогнать по себе, надеясь, что никто не заметит моих усилий и не скажет: «Вон та особа… она же просто мошенница! Вы только посмотрите, ей ведь здесь совсем не место!»

Если бы я могла проникнуть в сферы… Ох, что там происходит? Почему я не в силах туда войти? Что случилось с магией? Куда подевались мои видения? Надо же, а когда-то я их боялась! А теперь сила, которую я прежде проклинала, стала единственным, чего я страстно желаю.

Но не только в этом дело. Ведь я и над Картиком тоже не имею власти…

Я пристально смотрю в огонь, наблюдаю за танцем оранжевых языков, сосредоточившись на них. В каждом языке светится тонкая голубая душа, чистая и горячая, пожирающая кусочки дерева, чтобы поддержать горение.

Каминные часы отсчитывают секунды; их ровный звук навевает дремоту. Наконец сон побеждает.

Меня со всех сторон окружает густой туман. Прямо передо мной — огромное пепельное дерево, его искривленные ветви тянутся вверх, к невидимому солнцу. Чей-то голос окликает меня.

— Иди ко мне…

Сердце колотится… но я никого не вижу.

— Только ты можешь спасти нас, спасти сферы. Ты должна прийти ко мне…

— Я не могу туда войти, — бормочу я.

— Есть и другой вход — тайная дверь. Доверься магии. Позволь ей привести тебя туда.

— Я больше не владею магией…

— Ты ошибаешься. Твоя сила необычайно велика. Она вплетена в тебя и жаждет освобождения. Дай ей волю. Они именно этого и боятся, но ты бояться не должна. Я могу тебе помочь, но ты должна прийти ко мне. Открой дверь…

Картина меняется. Я в Пещере Вздохов, перед колодцем вечности. Под заледеневшей поверхностью воды лежит мисс Мур, темные волосы раскинулись вокруг головы, как у богини Кали. Мисс Мур висит под стеклянной решеткой своей тюрьмы, прекрасная, как Офелия, пугающая, как грозовая туча. Я чувствую, как меня до костей пробирает дрожь.

— Ты мертва, — шепчу я. — Я тебя убила.

Ее глаза внезапно распахиваются.

— Ты ошибаешься, Джемма. Я жива.

Я просыпаюсь и вижу, что по-прежнему сижу в кресле, а часы на камине показывают половину двенадцатого. Я как будто в лихорадке. Волосы упали на лицо, прилипли к щекам, даже к губам, в висках стучит. Я чувствую себя так, словно меня только что навестило привидение.

«Это был всего лишь сон, Джемма. Забудь о нем. Фелисити права — Цирцея умерла, и даже если ее кровь — на твоих руках, тебе нечего стыдиться».