Светлана Бойкова - Черное и белое

— Не набрасывайся на него, не спеши, он наш, мы первыми нашли его. Пришло время обеда, и мы его никому не отдадим. Весь гаввах, который мы возьмем у него, будет наш!

232-ой молниеносно оглянулся, но встретил лишь пустоту.

— Не приказывай мне! — разорвал тишину свирепый голос у самого лица 232-ого. — Ты знаешь, как я голоден, мне нужны страдания и кровь.

— Не ори, так ты соберешь голодных, — гнусно предупредил первый голос. — Пусть только сунутся… он наш, и все! Я достиг высочайшей степени получения гавваха, мой ранг высок…

— Да, мы не станем делить его! Но… всмотрись, он безгрешен, мы не имеем права его трогать — таков закон кармы, и если мы нарушим его, нас…

— Знаю, нас сбросят на дно… но я голоден! Понюхай его, он боится нас, его страх так приятен.

Черное пространство перед лицом 232-ого поредело, став, черно-лиловым, и он ясно увидел отталкивающее и ужасное лицо, в котором угадывалась хищная и безжалостная природа. Два налитых кровью глаза жадно, с глубоким сожалением смотрели на него. Изо рта, набитого острыми зубами, капала вязкая, пенистая жидкость. Существо втягивало воздух, улавливая запах, двумя круглыми отверстиями на выступающей вперед части лица. Коричневые волосы покрывали его голову и большую часть лица чудовища. Сухая жаркая волна заполнила грудь и хлынула в голову 232-ого, он рванул воротник комбинезона у самого горла, замок-змейка поддался и дал свободу движению. Это простое действие прояснило его сознание, которое находилось в оцепенении, и предпринятый мощный рывок вперед вытолкнул его в струю света. 232-ой кожей ощутил, как существа в бессильной ярости всей своей телесной мощью рванули за ним к свету и черное пространство бешено закипело за его спиной, но разбилось о свет, как волна о волнорез, и затихло.

Лучезарный покой царил в тоннеле, наполненном светом, не имеющим сравнения ни с чем. Даже солнечный свет, который когда-то он так любил на Земле, сейчас вспомнился, как желтый, слепящий глаза и, как это ни парадоксально, тусклый. Здешний свет, лившийся издалека, был лучезарным, искрящимся, белым и одновременно — невыразимо мягким, чарующе нежным и легким. Движимый магическим очарованием, 232-ой понесся в конец туннеля, навстречу свету. И удивился, когда, приблизившись, увидел, что свет простирается от края до края и его источником являются звезды, галактики, точнее — скопления галактик, которые очень плотно примыкали друг к другу, образуя гигантскую спираль, плавно вращающуюся против часовой стрелки, от центра — к периферии. 232-ой, будто убаюкиваемый кем-то, растворился в счастливой дремоте, не в силах оторвать глаз от чудесного света. Он ощущал себя подобно ребенку, который после обид и незаслуженной горечи неожиданно, как подарок, получил любовь, ласку и особенную теплоту. Чувства захватывающей красоты, восторга и изумления овладели им, и лишь скользнувшие совсем рядом две тени заставили 232-ого оторвать взгляд от чудесного света. Два высоких стройных человека летели по обе стороны от него, они были гораздо выше его ростом, а длинные белые одежды в сумраке пространства и белые локоны развивающихся волос казались свинцовыми, но лица излучали внутренний свет и теплоту, несмотря на внешнюю сдержанность и даже суровость. Ничего не препятствовало полету 232-ого, даже ветер, обдувающий его, не издавал ни звука, лишь были едва ощутимы мягкие его прикосновения. Но возникший неизвестно откуда голос явственно зазвучал, внутри 232-ого. Голос был свежий, насыщенный, но спокойный и доверительный. 232-ой остановился и в смятении поднял глаза на своих спутников, пытаясь определить источник звуков, спутники безмолвно смотрели на него, но их многозначительные взгляды и открытая улыбка заставили 232-ого поверить, что он чудесным образом слышит мысли своих спутников, обращенные к нему. Они достаточно ясно давали понять 232-ому, что для дальнейшего совместного путешествия им нужны лишь кончики пальцев его рук, а его, 232-ого, ждет дело огромной важности. 232-ой лишь мгновение медлил, но сомнения его растворились сами собой. Его пальцы бегло коснулись их пальцев и они, как единое целое, понеслись вверх, преодолевая огромные пространства.

232-ой совсем не наблюдал за дорогой — за ненадобностью. Свет — вот что всецело захватило его, и он любовался им сквозь прикрытые ресницы, и радужные лучи танцевали, сверкая у самых его глаз. Казалось, ничего не трогало его, но это было не совсем так, во всяком случае, его любование светом не препятствовало возможности замечать происходящее вокруг. А происходили странные и любопытные вещи: мимо него пролетел, завороженный и увлекаемый светом, молодой человек лет шестнадцати, весьма странно одетый — кроме спортивных штанов на нем не было никакой другой одежды, но это не мешало молодому человеку любоваться светом. Неуклюже барахтаясь и переворачиваясь с ног на голову и обратно, мимо пролетела толстая старуха в платке и цветастом платье, и 232-ой слышал, как она, совсем сбитая с толку, повторяла: «О Боже, что же это такое? Ничего не понимаю…» Мимо пролетел еще кто-то, и отчего-то все происходящее воспринималось как само собой разумеющеюся и давно 232-ому знакомое. Но неожиданно из потока белого света возникла белая башня, так выразительно и эффектно, что 232-ому показалось — она материализовалась из ничего.